Георгина кивнула, и он опустился на стул рядом с ней.
Для китайца он был рослым, но не так высок, как Ах Тонг. Хотя он был лет на двадцать старше ее, его удлиненное лицо с высоким лбом было гладким, как бледно-желтый фарфор. Глаза под высокими, тонкими дугами бровей, узкие и словно нарисованные тушью, могли бы показаться грозными, если бы не добродушное лукавство с заметной толикой шарма, вспыхивавшее в них.
– Прошу вас, мадам, называйте меня просто Вампоа, как и все в Сингапуре. Вампоа, по месту моего рождения в Кантоне.
Без лишних церемоний он взял ее руку и поднес к своим губам. Хотя по китайской традиции он сохранял выбритый лоб и длинную заплетенную косицу, однако носил фрак, как и его европейские гости. Лишь горстка китайских тауке, присутствовавших на этом вечере, придерживались своей моды из мягко опадающих брюк и шелковых рубашек с длинными рукавами.
– Причислить к моим гостям сегодня вечером даму такой очаровательной внешности – это самая большая ценность в моем скромном доме.
Писанные маслом английские ландшафты покрывали стены наравне с китайскими рисунками тушью, свитками с иероглифами и обрамленными оттисками портретов семьи Ее Величества королевы Виктории. Итальянские вазы, японская резьба и китайский фарфор стояли на английских и азиатских предметах мебели рядом с резьбой по нефриту и статуями с Дальнего Востока и из Европы. В этом доме, где окна были застеклены немецкими витражами, полы выложены узорными керамическими плитками из Англии, а время отбивали французские часы.
Среди этого изобилия искусства и курьезов Георгина казалась сама себе еще одним декоративным объектом, временным экспонатом для украшения вечера. Она догадалась, что Пол упросил ее пойти с ним именно для этой цели, по тому, как собравшиеся джентльмены оглядывали ее: капитан Маршалл, сингапурский агент навигационной компании Peninsular & Oriental Steam, мистер Данмен, начальник небольшого полицейского подразделения города, мистер Керр из Керр, Уайтхед и Ко, господа Запп и Риттерхаус. Они смотрели на нее без намека – впрочем, один-другой взгляд украдкой относился и к ее декольте – скорее уважительно и с любованием, в первую очередь хозяин дома.
Георгина подняла бровь:
– Если присмотреться, я сегодня единственная дама на этом вечере.
Вампоа звонко рассмеялся и похлопал ее по руке – более отечески, нежели галантно.
– Мудро и истинно сказано, мадам. И к тому же остроумно! Мистеру Бигелоу и впрямь можно только позавидовать.
– Мистер Вампоа! – Мистер Дафф, банкир, жестом подзывал его к группе мужчин: – Идите сюда, нам требуется ваше ценное мнение!
Вампоа глубоко вздохнул:
– Что пользы такому человеку, как я, от поэзии вашего присутствия, если банальная проза коммерции вторгается между нами? Простите меня, мадам.
Еще одним поцелуем руки он простился с ней и влился в толпу гостей.
Пол кивнул ей с довольной улыбкой, как будто хотел сказать: Молодец, справилась с задачей.
Вампоа был значительной персоной в Сингапуре не только как коммерсант, но и как консул Китая, России и Японии. Он был богат чуть ли не безмерно, так говорили; по крайней мере богат настолько, что мог позволить себе послать одного из своих сыновей на учебу в Эдинбург.
Он приехал из Китая молодым парнем, чтобы работать в лавке отца, который у лодочного причала неподалеку от китайских складов продавал мясо, овощи и хлеб. Лавочка в руках Вампоа после смерти его отца разрослась в империю, когда он стал снабжать всем необходимым корабли военно-морских сил Великобритании. Ледник, смело сконструированный с его коваными балюстрадами, входил в состав этой империи так же, как плантации и преуспевающая пекарня на Хавлок-роуд; никому не повредило бы поддерживать с Вампоа добрые отношения.
Георгина ответила на улыбку Пола, но он уже снова углубился в деловой разговор.
Между мужских голов, взаимно кивающих друг другу, поворачивающихся в разные стороны, запрокидывающихся в смехе, вдруг на долю секунды открылся вид на противолежащую дверь.
В дверном проеме стоял мужчина, одетый как малайский князь, белизна его сюртука резко оттеняла его кожу, коричневую, как пальмовый сахар. У него было жесткое, неумолимое лицо, твердым казался и его рот. Глаза же, черные и блестящие, как расплавленный оникс, смотрели растерянно.
