До тех пор, пока не приблизилась к нему.
Остановившись, она сверлила песок носочками и разглядывала его.
– Что ты тут делаешь? – Малайский звучал в ее устах совершенно естественно.
– Я тут сижу и смотрю на море.
То, как она свела брови в две изящные арабески, полоснуло по его раненому сердцу, настолько она походила при этом на Нилам.
– Просто так?
– Просто так.
Она задумчиво закусила губу и сделала нерешительный шаг к нему, который он расценил как приглашение продолжить разговор.
– А что делаешь ты?
– Я раковины ищу. – Она надула губки: – Но так и не нашла пока ни одной красивой.
Должно быть, она была дочерью Нилам, это было то же узкое лицо. Глаза были того же разреза, с теми же густыми ресницами. Однако радужка сияла более ясной, натуральной голубизной, без того своеобразного сиреневого оттенка, как у диких орхидей на речных берегах. Нос был маленький, хорошенький, такой же рот, а подбородок казался мягче, не такой энергичный; не была она и такой худенькой, как Нилам тогда.
Его жарко пронзила мысль о Нилам. Георгина. Нагая в его руках, как она дрожала и изгибалась под ним, жарко дыша ему в ухо, на его кожу.
Должно быть, он слишком долго вглядывался в девочку; с подозрительной миной она отступила на шаг назад.
Сердце его заколотилось.
– Сколько тебе лет?
– Пять. – Она подняла правую ладошку с растопыренной пятерней, маленькую морскую звезду, которую гордо предъявляла как знак отличия. – Но скоро шесть. – К пятерне прибавился большой палец левой руки. – На будущий год, говорит мама.
Нет, то было уже очень давно; это ребенок Бигелоу, и его самого удивило, что разочарование пронзило его тоненькой острой иглой.
– Ты здесь живешь?
– Да. Здесь. – Она решительно показала на стену по другую сторону Джалан Пантай. На кусочек джунглей за стеной.
– Вместе с мамой?
Она кивнула:
– И с папой. И с дедушкой. И с Картикой. Это моя няня. – Ее носочки прочерчивали царапины на песке. – А еще у меня двое братьев. Но они в Англии. Где я родилась. Но этого я больше не помню.
– Нет, конечно же, не помнишь. – Он улыбнулся. – А тебе разве можно одной тут разгуливать?
Она залилась краской.
– Я умею хорошо плавать! – горячо возразила она в свою защиту. – Меня мама научила!
Разрыв, который оставила смерть Мей Ю, зиял все шире; а возможно, открылась куда более старая рана. Он резко поднялся на ноги.
– Беги-ка домой, – хрипло сказал он. – Твоя мама уже потеряла тебя и беспокоится. Мне тоже пора идти.
– Это твоя лодка? – спросила она вдогонку.
Он обернулся. Неприкрытая тоска стояла в ее глазах, и в этот момент она была так похожа на Нилам, что он жадно и судорожно втянул в себя воздух.
Я отниму у тебя все, что тебе мило и дорого, – эхом отдались в нем его собственные слова.
Ему хотелось схватить эту девочку, утащить в свою лодку и уплыть с ней отсюда на всех парусах. Нанести Георгине последний, уничтожающий удар. Завладеть частью ее и больше никогда не отдавать.
– А ну бегом! – прикрикнул он на нее. – Марш домой!
Девочка испуганно взметнулась и бросилась бежать, и сразу же он пожалел об этом.
Взгляд его упал в лодку.
– Постой!
Она развернулась на бегу. Ее поза, ее взгляд и то, как она теребила уголок саронга, и смесь страха, любопытства и такой невинной доверчивости, что его грудь больно сжалась.
Он подбежал к ней, присел перед ней на колени и протянул ей белую, величиной с кулак, раковину, которую перед этим достал со дна.
– Это тебе.
– Спаси-и-ибо! – Ее сияющий взгляд ранил его где-то в сердцевине тела.
Она была более открыта, более радостна, чем Нилам, и более простодушна. Ее не окружала мрачная тень, в ней не было преждевременной, недетской серьезности; он надеялся, это означало, что она росла в любви и заботе и никогда не была так одинока, как ее мать когда-то.
– А это отдай своей маме.
Раковина каури, пятнистая, как леопард.
– Такая есть и у меня! – восторженно воскликнула она. – Я нашла ее в павильоне! Под кроватью, в самом углу. А в выдвижном ящике нашла и другие вещи. Черный камень, похожий на корабль. И веер, но он сломан. И…
– Отдашь это маме, хорошо? – выдавил он из пересохшего горла. Он подавил в себе желание погладить девочку по голове или взять ее на руки. – А теперь быстро беги домой!
