– Попробую пробить по своим каналам, но ничего заранее не обещаю. – Мокрушин сунул бумагу во внутренний карман пиджака, после чего посмотрел на здоровяка Комарова. – Вот что, брат Анатолий, мне нужно кое о чем тебя расспросить.
– Толя, я подожду тебя в машине. – Догадавшись, что этим двоим нужно еще о чем-то переговорить, Лера встала из-за стола, прихватив с собой дамскую сумочку. – До свидания, Владимир.
– До свидания, Валерия, – чуть привстав, сказал Мокрушин, – рад был с вами познакомиться…
Мужчины проговорили в кафе еще минут десять.
Комаров вспомнил кое-что любопытное, откомментировав тот эпизод на видеопленке, который вызвал живой интерес у Мокрушина. Выяснилось, что сценка у кафе имела продолжение. Второго мая Комаров и еще три пеха из числа молодых офицеров – по случаю майских праздников все вырядились в гражданку, – а также две подруги, связисточки из военгородка, отправились в центральную часть города с целью где-нибудь «посидеть». Зашли в летнее кафе, покушали шашлыка из баранины, попили пивка. У одного из морпехов, того, что погиб через неделю, была при себе видеокамера «Сони». Он отснял всю компанию, потом желающие снимались соло. Когда к кафе подъехали те трое, двое мужчин, среди которых был кавказец, по виду – местный, и светленькая девушка, на них, в общем-то, не обратили внимания. Мало ли народа ходит по улицам… с виду-то они были ничем не примечательны.
Но случилось неожиданное.
На них, на морпеховскую компашку, вдруг танком попер славянин. Какого, мол, хрена, вы тут «фильмы снимаете». Этого борзого мужика, естественно, вежливо попросили проследовать на три известные в народе буквы. Из другой машины, припаркованной здесь же, но не попавшей в кадр, вышли еще двое мужиков, по виду это были местные «даги», один в милицейской форме… кажется, в звании капитана, другой – в штатском. Мент предъявил свою ксиву и тут же потребовал у всей компании предъявить документы. Тот, что в штатском, попытался силой отобрать портативную камеру. Стали толкаться… затеялось даже что-то вроде потасовки. Ментяра схватился за рацию и вызвал себе подмогу. Комаров крикнул пехам, чтобы забирали девчонок и рвали когти отсюда, а сам «попридержал» мента и его коллегу в штатском. К тому времени, когда у летнего кафе нарисовался милицейский наряд, там не было уже ни пехов с их подружками, ни той троицы, из-за которой, кажется, заварилась эта каша (они тоже куда-то свинтили под шумок)…
– А ты не задумывался, брат, над тем, почему поднялся тогда хипиш в кафе? – спросил у него Мокрушин. – И почему вдруг мент… милицейский тот капитан, стал так активно на вас наезжать? Да еще и камеру попытались у вас отобрать? Ты того кавказца… ну который с девушкой был, видел еще когда-нибудь?
– Нет, не видел, – подумав чуток, ответил Комаров. – Знаешь, братишка, они мне все на одно лицо… О-о-о… н-наконец-то че-челюсть стала нормально работать…
– Хреново, – сказал Мокрушин. – В том смысле, что наши-то образины эти ребята, уверяю тебя, запоминают с точностью цифрового «Кодака». А мента того видел еще когда-нибудь?
– Н-нет, ни до ни после… А что? Есть к-какие-нибудь п-подозрения?
– А ты что, браток, не был на том «параде»? – уклончиво отреагировал Рейндж.
– Н-нет, не был. Мне этот с-случай, кажется, с-спас жизнь. Начштаба бригады, когда узнал об этом ЧП, дал мне хороших пи…ей! Как п-проштрафившийся, я б-был лишен права участвовать в п-праздничном параде. А вот д-двое из троих моих д-друзей п-погибли в тот п-проклятый день…
Поручкавшись на прощание со своим новым знакомым, Рейндж направился к массивному джипу, припаркованному чуть наискосок от входа в кафе на другой стороне улицы.
Щелкнул кнопкой на кард-ключе… повторил операцию еще раз… и еще раз. Но похищенный у «рыжей» «Гелентваген» почему-то вдруг напрочь отказался распознавать в нем cвoeго – противоугонка не отключалась, хоть застрелись…
– Что, не получается, Владимир Алексеевич? – услышал он за спиной знакомый женский голос. – Давайте-ка я попробую!
Измайлова, чье появление здесь, по правде говоря, не очень-то удивило Рейнджа, – он уже немного знал эту птаху по совместной операции полугодовой давности
