Над столом у меня, рядом с фотографией манифестации 5 января, появился еще один снимок: Молодой Маршал в летном шлеме. Вернее сказать, половина снимка, потому что жену моего кумира, красотку Юй Фэнчжи, я отрезала ножницами. Карточки не противоречили друг другу, они обе были из области грез, как любовь Муси Башкирцевой к «герцогу Г.».
Однако мое увлечение китайским национализмом и его молодым героем длилось недолго. Я была на четвертом курсе, когда реальность возобладала над фантазией. В сентябре тридцать первого в Маньчжурию вошли японцы, и мой доблестный витязь, даже не вступив в бой, улетел прочь, как лепесток, унесенный бурей.
И всё же меня связывает с предметом моего старинного обожания некая таинственная нить. Когда меня сразил инсульт, Чжан Сюэлян был еще жив. После изгнания из Маньчжурии он стал ближайшим соратником Чан Кайши, потом поссорился с генералиссимусом, внезапно взял своего начальника в плен, столь же неожиданно выпустил на свободу и сдался ему сам, а потом полвека просидел под арестом, вывезенный на остров Тайвань.
Полвека под арестом, вероятно, стоят пятнадцати лет в псевдокоме. Хотела бы я знать, жив ли Молодой Маршал сейчас, но в медицинских журналах о нем не пишут. Маловероятно, что жив, ведь он старше меня на четыре года. Хотя всякие чудеса бывают на свете, уж мне ли этого не знать…
Самопроизвольный вираж мысли на несколько секунд выхватывает меня из ресторана «Трокадеро», где я, затягиваясь американской сигаретой, оглядываюсь на свой коротенький жизненный путь. И сила воспоминаний вновь утягивает меня в прошлое.
Сандра вспоминает свое романтическое увлечение принцем-летчиком со снисходительной усмешкой. Она думает, нет, это уже я думаю: «Девичьи химеры. Слава богу, я была достаточно взрослой и умной, чтобы за них не цепляться, когда увидела настоящий свет».
Настоящий свет, как и заведено природой, воссиял с востока, из Страны, Где Восходит Солнце. Ослепленная его лучами, я пожалела, что четыре года учила китайский, а не японский.
Вот где стальная целеустремленность, несгибаемость воли, спокойное мужество!
Там, куда входили японские войска, как по мановению волшебной палочки, устанавливался идеальный порядок. Воцарился он и в нашем сумбурном городе.
Верховным правителем нового государства Маньчжоу-го был объявлен последний цинский император, молодой Пу И. Править ему помогали японские советники. У нас в Харбине эти перемены большинству пришлись не по нраву, а у меня сразу возникло ощущение, что после стольких лет метаний и хаоса наконец появилась твердая почва под ногами. В движении истории обозначились и цель, и смысл.
Я была чуть ли не первой русской студенткой, добровольно вступившей в Сэхэхуэй, Общество Согласия, целью которого было плодотворное сотрудничество всех народов, населявших тридцатимиллионную страну. Потом многие, очень многие стали членами этого политического объединения из карьерных или материальных видов – но не я. Русскоязычная газета «Маньчжурия», в которой я была штатным автором еженедельной колонки (как раз входило в употребление слово «колумнист»), содержалась за правительственный счет и имела репутацию официозного органа, однако это меня не смущало. Я хотела быть ангажированной, я гордилась своими убеждениями.
Наш редактор, по происхождению китаец, свободно владевший пятью языками, по-отечески симпатизировал мне и как-то, в минуту откровенности, произнес целую речь, которая произвела на меня изрядное впечатление.
«Да, Маньчжурия – временное, марионеточное государство, не более чем плацдарм для завоевания японцами всего Китая. И очень хорошо, и отлично, – говорил он, иронически улыбаясь. – Пускай самураи нас завоюют, этому не нужно противиться. На самом деле, уступив их петушиному наскоку, мы сами их завоюем. Мы, китайцы, утопим их в своем необъятном теле, поглотим своим безбрежным, как океан, духом, растворим в своей великой культуре. Всякий раз, когда Срединная Империя начинала чахнуть, она получала инъекцию свежей варварской крови. Нас завоевали монголы – и где они? Стали китайцами. Завоевали маньчжуры – и тоже обкитаились. Аристократия завоевателей породнилась с нашей, наш язык стал их языком, наша культура – их культурой. Мы всех их проглотили и переварили. То же будет и с Японией. Истинный наш враг – Мир Запада. Он нам противоположен во всем. Он сто лет вырывает куски из нашего тела, а теперь через коммунистическую идеологию пытается проникнуть в нашу душу. Без брака с Японией мы в этой великой борьбе не устоим. Поднебесная – великая самка, и она нуждается в сильном самце. Но это самка богомола. Когда ее оплодотворят, она съедает и поглощает своего любовника».
