— По-моему, молодой человек набрался…
Андрей Павлович склонился надо мной, и его лицо превратилось в громадное желтое расплывчатое пятно.
— Готов! — удовлетворенно хихикнул Ященко.
— Да, совсем молодежь пить не умеет… — ерничал председатель.
— Не обучена… — поддакивал капитан.
— Ну, что ж, негоже его здесь оставлять. Нужно бы позаботиться. Ты, Геннадий, прокатил бы его на своем мотоциклете с ветерком. Авось, очухается. А, может, и нет… — добавил после недолгой паузы. — Ты уж позаботься. Не мне тебя учить…
— Будет сделано, Андрей Павлович! — отрапортовал милиционер.
Кто-то из них подхватил меня под руки, и я почувствовал, что меня куда-то тащат.
Я понимал, что "прогулка с ветерком" хорошего не обещает, и ничего поделать не мог. Ни тело, ни голос мне больше не подчинялись…
Затем в глазах прояснилось.
Я увидел себя сидящим в коляске мотоцикла. Но, опять-таки, я мог только констатировать факты: звук, картинку. Да и то, вроде бы со стороны. Тело же уподобилось тряпичной кукле с оборванными поводками.
На этом, наверное, мой жизненный путь и оборвался бы.
Если бы не случилось чудо…
Настоящее чудо!
Лишь только Ященко завел двигатель, и коляска нервно затряслась подо мной, неожиданно глаза ослепил очень яркий свет. Когда он слегка поубавился, я разглядел силуэт дорогой импортной машины.
До боли знакомой.
Где-то, когда-то я уже видел такой японский вездеход.
Хлопнула дверца и передо мною, как в сказке, нарисовался прелестный облик самой дорогой для меня женщины…
Наверное, все мне только приснилось…
А, может, я уже умер?
— Андрюшенька, родненький, что с тобой?
Татьяна трясла меня за плечи, я видел застывшие в ее глазах слезы.
— А что с ним могло случиться? Перебрал маленько… — внешне спокойно объяснил Андрей Павлович.
— Решили проветрить… — поддакнул Ященко.
Я мог бы легко разоблачить их ложь, только голос, по-прежнему, меня не слушался. И, если откровенно, я все еще не был уверен, что увиденное и услышанное происходит на самом деле.
Услышав диагноз, Татьяна, похоже, успокоилась.
Она настояла, чтобы меня перенесли в ее машину. Странно, ни председатель, ни милиционер не осмелились ей прекословить. Вероятно, в их табеле о рангах девушка занимала не самое последнее место.
Придя к такому выводу, я призадумался: радоваться мне избавлению или нет? Ведь Татьяна тоже из их компании и вряд ли смена игроков что-либо существенно изменит в моей судьбе…
Но, все-таки, согласитесь, гораздо приятнее принять смерть от любимой женщины, чем стать жертвой тупорылого жлобковатого мента…
На этой мысли я, кажется, успокоился и сознание мое, словно ожидая подобного умозаключения, тотчас сигануло в глубокую черную пропасть.
Сознание возвращалось медленно и болезненно. Первое, что я ощутил — жуткую какофонию звуков, раздирающую мою бедную головушку на составные части. Затем мои страдания усугубил едкий всепроникающий запах. От него мне и вовсе стало дурно. Но, почувствовав это, я пришел к парадоксальному выводу, что, если мне так плохо, значит, я все еще живой, и мне снова, каким-то непостижимым образом удалось выкарабкаться из преисподней…
А в том, что одной ногой там находился, я не сомневался.
Резкий агрессивный запах, нагло ворвавшийся в легкие, прочистил мозги и навел кое-какой порядок в голове. Лишние, дурманящие звуки постепенно поубавились, а вскоре и вовсе исчезли, я снова мог слышать, как нормальный человек.
Я попытался открыть глаза и, когда получилось, неимоверно обрадовался. Ведь я снова мог владеть своим телом, и оно мне подчинялось.
Правда, боль в голове не убавилась. Там словно разгорался вулкан. Я всерьез опасался, что он вот-вот достигнет критической массы и разнесет мою черепушку вдребезги…
— Ну как, полегчало?
Живая и реальная Татьяна находилась рядом со мной. Ее нежная белая ручка сжимала клочок ваты у моего носа, и именно от него разил ужасный запах нашатыря.
— Ой, как мне плохо… — простонал я, не столько ради того, чтобы пожаловаться на горькую судьбинушку, сколько, дабы убедиться, что язык действует так же исправно, как и веки.
Разочарования не последовало.
Получилось.
