-Решились идти засветло - сказал он, после рапорта Виттмана об обстановке - после того налета, я приказал тряпье, старую резину поджечь, чтобы был дым, так и стояли на дневке, на виду у британского воронья, будто подбитые. Однако же после обеда они снова бомбили - может, что-то заметили, а может, просто бомбы некуда было бросить. И мы решились, один черт, стоя сожгут, или на ходу! По пути еще раз налетели, но зенитчики выручили - хотя полдесятка машин потеряли, но и одного англичанина приземлить удалось.
Надо было атаковать - а пространства для маневра не было. Поле размокло, и даже "пантеры" могли двигаться по нему с трудом, надрывая моторы - "четверкам" и "штугам" было легче, ну а "тигренок", как было сказано, грязи и не замечал. Зато "тигры" вообще не могли сойти с дороги. И еще было очень плохо, что у артиллеристов оказалось совсем мало снарядов. Оставалось еще время... странно, даже на русском фронте Виттман никогда не испытывал меланхолии перед боем, только злой решительный азарт! Но сейчас в голову лезли всякие неприятные мысли - вроде той, что семьдесят лет назад по этим же полям и холмам шли лавиной непобедимые гренадеры великого Мольтке, и французы отступали огрызаясь - но на каждый их выстрел, пруссаки отвечали десятью, и надвигались, втаптывая лягушатников в грязь... а вот теперь и мы в точно таком положении, и одиннадцать британцев, сожженных вчера, и два, три раза по столько же, что сгорят сейчас, если нам повезет, ничего по большому счету не изменят! Похоже, что Германия проиграла эту войну - но не думать об этом, вообще не задумываться, что будет дальше, а честно исполнять свой долг!
-Вашему танку, штурмбанфюрер, особая задача - сказал Клингенберг - проскочить по полю вперед, поставив дымзавесу. Тогда и мы сумеем подойти вплотную. Рейх надеется на вас - удачи!
И была красная ракета, и команда, вперед. И внезапный огонь навстречу, гораздо более сильный, чем с немецкой стороны. Британцы хорошо подготовились, подвешивая над полем боя осветительные "люстры", становилось почти так же светло, как днем. "Тигренок" летел по полю, оставляя густой черный хвост непроницаемого дыма. В первую минуту англичане по нему даже не стреляли, решив что танк горит - затем разобрались, и сосредоточили огонь не меньше чем полудюжины стволов.
Будь у Виттмана даже "кениг", его бы сожгли, не дав пройти и половины пути. Но русский танк оказался очень вертким и подвижным, даже на грязном поле, а Финке был хорошим мехводом, он бросал "тигренка" влево, вправо, притормаживал, резко рвал вперед, не давая пристреляться. К тому же большое количество стрелявших мешало и англичанам, наводчики путали разрывы свои и соседей, не могли скорректировать прицел.
Это были не "кромвели"! Наведя оптику на блеснувшую вспышку выстрела, Виттман различил силуэт, похожий на "шерман", но гораздо крупнее и с более длинной пушкой. До цели осталось метров шестьсот, можно было уже достать врага самому! Короткая остановка - прицел, выстрел - и лишь искры из скошенной лобовой брони американца, ответный снаряд пролетел в полуметре над башней "тигренка". Снова вперед, в сторону, бронебойный заряжай, короткая! Если нельзя взять их в лоб, то может, бить по башне, вдруг это окажется слабым местом, как у русских Т-44 ? Из американца рванулось пламя, взорвался боезапас, этот готов!
Виттман так и не узнал, что в этом бою ему довелось встретиться с самым опасным противником панцерваффе на Западном фронте - тяжелыми самоходками "слаггер", их 90-миллиметровые пушки по баллистике не уступали орудию "кенига". И что появление здесь, в "британской" зоне, 607го противотанкового батальона 3й американской танковой дивизии было как раз следствием его собственной ночной атаки, весьма напугавшей британцев. Ирония судьбы была в том, что решись немцы наступать немедленно, у них были все шансы на успех, их встретило бы лишь полтора десятка "кромвелей", примерно равноценных "четверкам", американцы прибыли лишь под вечер.
Виттману удалось подбить еще одного "юбер-шермана", как назвал он своего противника, в марте сорок четвертого "слаггеры" были для немцев еще практически неизвестны (
