А напоследок выступила ирландская певица. Это был гвоздь программы. Ее богатое, сочное сопрано заворожило публику. Она спела «Серебряные нити среди золотых», «Любовную песню бедуина», «Последний аккорд» Салливана, а затем, вызывая у присутствующих улыбки и слезы, – «Прощай» Тости[33].
Аудитория долго аплодировала ей, не отпуская. Наконец занавес упал, Нобби с Питером встали и вышли в теплый вечер, на шумную улицу, где зажигались газовые фонари, стучали копыта по булыжной мостовой, люди подзывали проезжающие кебы и ночной воздух ласково гладил лицо и был влажен, предвещая дождь.
Они шли молча. Все и так уже было понятно.
– Ничего, – сказал инспектор Телман, выпятив нижнюю губу. – По крайней мере, ничего обнадеживающего. – Он говорил о своем расследовании всего, что касалось Йена Хэзеуэя из Министерства по делам колоний. – Просто-напросто мирный, трезвый, пожилой книжный червь. Ничем особенно не выделяется из ряда обыкновенного. – Телман сел без приглашения напротив Питта. – Но все же не настолько обыкновенный, чтобы казаться совсем непримечательным. Это характер, со своими причудами и вкусами. Он любит дорогие сыры, например. И тратит на сыр столько, сколько я бы потратил на фунт мяса. Ненавидит рыбу и ни за что, ни за какие деньги не станет есть ее.
Томас, сидевший за столом спиной к свету, нахмурился.
– Покупает себе дешевые рубашки, – продолжал его коллега, – лишнего фартинга на них не истратит. Всегда спорит со своим портным, очень вежливо спорит, но умеет настоять на своем. – На его лице выразилось удивление. – Я сначала думал, что он трусоват и нерешителен, что это один из тех спокойных, тихих людей, которые не умеют за себя постоять, – глаза его округлились, – но я узнал, что если мистер Хэзеуэй захочет, он может быть человеком достаточно настойчивым. Всегда очень спокойный, очень вежливый, никогда и ни с кем не повышает голоса; однако есть в нем что-то такое, наверное, во взгляде, из-за чего портной никогда не спорит с ним больше минуты, а затем, пристально поглядев на него, вдруг отступает и только твердит: «Да, сэр, мистер Хэзеуэй», «Нет, сэр», «Конечно, нет», «Все, что пожелаете, сэр».
– Он занимает довольно высокую должность в Министерстве по делам колоний, – заметил Томас.
Телман коротко фыркнул, тем самым сполна выразив свое презрение:
– Я видел и не таких важных господ, которыми помыкали их портные! Нет, сэр, в нашем мистере Хэзеуэе побольше металла, чем кажется на первый взгляд.
Суперинтендант промолчал. Это было скорее впечатлением, оно ничего не доказывало и объяснялось тем, что Телман сначала принял Хэзеуэя за не очень активного человека.
– При этом он покупает очень хорошие носки и ночные рубашки, – продолжал свой рассказ инспектор. – Очень даже дорогие. И у него несколько шелковых галстуков.
– Экстравагантных?
Телман с сожалением покачал головой:
– Не в том смысле, какой вы имеете в виду. Он никогда не выходит за пределы своих средств. И даже, скорее, тратит меньше, чем может. Есть у него тихие радости. Время от времени он обедает в своем клубе или у друзей, вечерами гуляет по зеленой травке в парке.
– Есть ли у него приятельницы? – продолжил расспросы Питт.
Инспектор скорчил такую физиономию, что слов не требовалось.
– А что известно о его сыновьях? И есть ли у него еще родственники, братья, сестры?
– Сыновья его так же респектабельны, как и он сам, насколько я могу судить. Как бы то ни было, оба живут за границей, и ни от кого я не слышал о них худого слова. Насколько мне удалось выяснить, других родных у него нет. Но он точно не ездит к сыновьям и не переписывается с ними.
Томас откинулся на спинку кресла, подставив лицо под лучи солнечного света.
– А те друзья, с которыми он обедает раз в неделю, кто они? Они как-то связаны с Африкой или Германией? Или с финансами?
– Ничего подобного обнаружить не удалось.
Вид у Телмана был одновременно торжествующим и сердитым. Ему доставляло удовольствие озадачивать суперинтенданта новыми проблемами, но сильно не нравилось, что он пока не смог узнать ничего по-настоящему важного. Питта позабавила эта двойственность.
