…Меня всегда, врать не буду, интересовало, как такой анархически настроенный черт, как поэт и революционер Илья Эренбург, сначала умудрился стать убежденнейшим сталинистом, а потом этот самый сталинизм в себе «безжалостно и жестоко преодолевал».
Меня вообще тот период развития культуры всегда мучительно интересовал, а Эренбург в нем – фигура более чем знаковая.
Большевик-подпольщик, ленинец одного из первых, еще дореволюционных призывов, вынужденный эмигрировать в Париж, где послал далеко и надолго и большевиков, и самого Ильича, и умудрился стать одним из самых интересных богемных парижских поэтов и вообще персонажей.
Все-таки быть одновременно личным другом, скажем, Модильяни и Пикассо, и оставаться одним из любимых авторов Ульянова-Ленина – это, я почему-то так думаю, – довольно непростое занятие, ага.
Я бы даже сказал: заковыристое.
А потом – твердокаменнейший сталинист, прекрасно знавший о тяжкой, еще дореволюционной, нелюбви к собственной персоне со стороны Кобы, делом сумевший доказать Вождю свою не то что полезность, а в некоторых вопросах – даже и незаменимость, и добившийся тем самым определенной, даже Берией признаваемой, независимости.
В тех рамках, в которых она была нужна ему самому, Илье Эренбургу.
Свое место и свою личную свободу блестящий автор «Хулио Хуренито» (это у нас данный роман мало кто читал, в Европе, к примеру, он почитается классикой модернизма, его влияние признавали и Сартр и Пруст) привык определять и, где надо, – ограничивать сам.
Даже Вождю не позволял, чего уж обо всех прочих говорить.
Это, к примеру, во многом благодаря его «Людям. Годам. Жизни» я смог трезвыми глазами взглянуть на тогдашних священных интеллигентских коров, Пастернака и Солженицына, и увидеть в их прозаических текстах очевидное: плохую литературу.
При этом огромную общественную значимость и «Живаго», и «Одного дня из жизни…» Эренбург не только не отрицал, но – всячески подчеркивал.
Просто данные тексты не проходили по линии литературы, о чем Эренбург честно и говорил.
Такой был человек, сторонник абсолютной личной свободы.
И вдруг – сталинизм.
Откуда?!
…Короче, долго ковырялся, пока не нашел в «Дне втором», был у него такой роман в начале тридцатых.
В нем вообще масса забавных наблюдений, в том числе наблюдение собственной ненависти к хоровому пению (нынешний вариант – к караоке) как к исконно присущему отказу советского человека или петь, или слушать соло…
Ну, да ладно.
Там главный герой говорит о двух свободах: свободе западной и свободе советской.
Так вот, свобода советская – это сознательное личное закабаление в обмен на право свободно творить историю человечества, право быть причастным к этой свободе творения.
Это – другая свобода, признает главный герой.
Свобода мировых рекордов в авиации.
Если ты хочешь добиться этого свободного достижения рекорда, насладиться этой свободой дальнего перелета, ты должен себя внутренне очень жестко дисциплинировать, ограничить и закабалить, иначе ничего не добьешься.
И эта внутренняя несвобода станет платой за свободу более высокого порядка, такие дела.
Короче, – сложно все это.
Но, врать не буду, лично для меня – безумно интересно.
И это еще одна причина моего внутреннего отвращения к преподносимому современной западной цивилизацией за идеал обществу идеального потребления.
Хорошо еще, что они нам врут, и этот путь – далеко не единственный.
Дао знает много путей, и все они – Путь.
Даже такое дао, как у когда-то безбашенного революционного поэта Ильи Лохматого…
