— Рад, что ты принял мое приглашение, господин секретарь Руф. Чем тебя угостить?
И снова вежливость слов не соответствовала их тону.
— Спасибо, я не хотел бы отнимать у тебя много времени. Уже устроился? Пациенты бывают?
— Пока нет, — Похоже, это его не огорчало. — Меня другое заботит. По моим данным, есть случаи заболевания западнее Таррако. Говорю об этом на тот случай, если ты захочешь сделать какие-нибудь приготовления, — добавил он тем тоном, каким говорят о вещах повседневных.
— Из управления провинции никаких сообщений на этот счет не поступало, — осторожно возразил я. Хотя, конечно, о таких вещах не трезвонят. А он откуда об этом знает? — Это чума?
— Нет. У нас эту эпидемию зовут Горячая Смерть. Название говорит за себя. Начинается как лихорадка, и вначале это никого не беспокоит. Затем опасные приступы слабости, чаще всего заканчивающиеся смертью.
— Наверное, сердце отказывает.
Он изучающе уставился на меня.
Я старательно изображал из себя профана. Это мне легко удавалось название Горячая Смерть было мне незнакомо. Уж не имеет ли в виду Дургал тот грипп, который, по слухам, свирепствовал в далекой Парфии?
— Ты знаешь лекарство от болезни? — спросил я, не рассчитывая на ответ. Каждый врач имеет право на профессиональную тайну.
— Малодейственное, — ответил он не очень уверенно.
— И все же ты отправился туда, где эпидемия?
— Опережая ее! — поправил он. — Главным образом чтобы изучать болезнь. Кроме того, этой болезнью я уже переболел, а второй раз, кажется, ею не болеют.
В большинстве случаев так и бывает, я знал это. Пожалуй, Дургал кое-что понимает в медицине. Мысленно я извинился перед ним за собственное недоверие. Досадно, что мы не можем безбоязненно обменяться опытом; но что поделаешь — за мной охотились.
— Что, по твоему мнению, должны сделать местные власти?
— Кое-что, конечно, можно сделать, — сказал он, — но от большинства мер толку мало. Надо избегать скопления людей. Но легко сказать. Попробуй объяснить господину трибуну, что нельзя устраивать празднества. Что заболевших надо изолировать. Ты не знаешь, в Талтезе есть еще врачи? Они будут нужны.
Мой голос прозвучал почти равнодушно:
— Ты слишком многого хочешь, но кое-что есть. Знахарки и пара шарлатанов, но настоящих врачей, которые давали бы клятву…
— Ну да, везде так. Жаль.
Жаль? Почему жаль? Ему радоваться надо. Конкуренты сбивают плату. Кроме того — кого остановит дороговизна, когда трясет лихорадка.
— Власти будут признательны тебе, если сообщишь о первом же случае заболевания, — сказал я. — Комендант должен будет отдать кое-какие распоряжения. Ведь ты, как врач, первым узнаешь о заболевании.
— Хорошо, учту. — Дургал хлопнул в ладоши, подзывая слугу. — Принеси вина, Роба!
Раб молча повиновался. Роба? Странное имя. Я не нашел причины отказываться от вина. Несколько капель мы разбрызгали в честь бессмертных богов и выпили по первому кубку, как и положено, за здравие Октавиана Августа. Это было чудесное сицилийское вино. Дургал пригласил меня осмотреть дом. Зачем, мне было неясно. Возможно, ему хотелось наладить отношения с начальством. Я согласился. Может, по тому, как он обставил дом, я узнаю кое-что о его происхождении.
Конечно, коренным римлянином Дургал не был, но, как я ни пытался уловить в его речи характерные словечки или акцент, который выдал бы его национальность, мне это не удавалось. И я терялся в догадках. Я бегло говорю на греческом, пуническом, сносно — на этрусском, оскском и кельтском. В его речи не было и намека на эти языки, и в то же время все говорило, что он не римлянин.
Наконец я не выдержал. Мы как раз осматривали сад за домом. Один из слуг выпалывал сорняки. Я сразу обратил внимание на то, что большинство растений были лекарственными, жаропонижающими. Я и сам не смог бы собрать такого обилия лекарственных растений — некоторые были мне незнакомы, другие я раньше не считал лекарственными.
— Позволь, мой дорогой Дургал, вопрос, касающийся тебя лично?
— Пожалуйста!
— Ты говорил, что встречал эту лихорадку у себя на родине. Так, значит, ты из Сирии или Парфии?
Дургал, остановившись, холодно смотрел на меня, как господин смотрит на раба, совершившего проступок. Мое открытие явно ему не понравилось.
