Постепенно мы подходили к неизбежному выводу: главная причина неуспеха подавляющего большинства экспедиций, на протяжении столетий пытавшихся достичь Северного полюса, заключалась в том, что человек плохо знал суровую природу Арктики и был слабо вооружен технически для успешного овладения ее тайнами. Попытки проникнуть к центру Арктики, когда не были еще освоены ее окраины, представлялись малообоснованными или, как говорим мы теперь, носили характер волевых решений.
Советский период изучения Арктики начался не с организации экспедиции на Северный полюс, а с возведенного в ранг государственной политики планового хозяйственного освоения Севера и глубокого изучения высоких широт специально созданными для этого научными учреждениями и материковыми и островными полярными станциями, с помощью флота и авиации. Лишь когда была поставлена важная народнохозяйственная задача освоения Северного морского пути и в огромных масштабах развернулись работы по ее реализации, можно было по-серьезному заняться Центральной Арктикой, остававшейся «белым» пятном, ибо не было там полярных станций, от которых поступала бы научная информация.
Грандиозные работы, предпринятые в Арктике, разворачивались на наших глазах, к ним было приковано внимание всей страны, и идею организации постоянно действующей научной станции на дрейфующих льдах в центре Арктики все мы встретили не только с полным пониманием, но и - без преувеличения можно сказать - с восторгом.
Летели дни. Отгородившись от остального мира стеной табачного дыма, размахивая логарифмическими линейками, ожесточенно спорили инженеры-исследователи. Спорили о многом, но все сводилось к одному: какой быть радиостанции, пока - в общих чертах. Спорили друг с другом и с Доброжанским. Иногда обижались друг на друга и, не умея скрыть этого, - были молоды - ссорились. Но ссорились не всерьез, по-хорошему, - тут же и мирились: несмотря на молодость понимали, что на ссору, пусть и добрую, нет времени и уведет она от дела. Иногда к спорящим подходил с доброжелательной улыбкой начальник лаборатории Гаухман и, поблескивая очками, осведомлялся, не нужно ли чем-нибудь помочь.
Бежали недели. Собирались и налаживались лабораторные схемы передатчика и приемника, основных и аварийных. Начинал вырисовываться электрический профиль будущей радиостанции. К инженерам-исследователям, еще не завершившим отработки схем, подходили - чтобы сэкономить время - нетерпеливые, но старавшиеся не быть назойливыми конструкторы и на кусках ватмана, пока для себя, набрасывали возможные варианты конструктивных решений. Когда хозяевами проекта стали конструкторы, к ним, с той же целью экономии времени подключились технологи. В обеденный перерыв около лабораторных схем подолгу стояли рабочие цехов опытного производства. Спрашивали, когда будут готовы чертежи и нельзя ли ускорить их изготовление. Интерес к необычному заказу был велик.
Однажды лабораторию посетил Отто Юльевич Шмидт. Произвел впечатление человека, время которого расписано по минутам, но не оставил ни одного нерешенного вопроса - своего или нашего. Зажег и даже потряс своих слушателей идеей освоения Арктики, не скрывая связанных с этим огромных трудностей. Оказался верным слову: пообещал помочь получить крайне необходимые нам и дефицитные в то время измерительные приборы и станки - и обещание выполнил. Мы и не сомневались, что выполнит. Разве мог оказаться не верным своему слову человек, которому доверял и поручал решать важные задачи - Ленин.
Об Отто Юльевиче Шмидте много сказано и написано. Я могу сказать лишь, что в памяти моей остался академик Шмидт простым, сердечным, очень доступным человеком, которого, казалось, тяготила огромная личная популярность. Везде оставил он добрую память о себе.
Ноябрьским днем 1936 года в лабораторию приехал Кренкель. Выглядел нездоровым и уставшим после очередной зимовки на Северной Земле. Зимовал вдвоем с механиком Мехреньгиным, оба крепко цинговали…
Начинаем знакомить его с тем, что уже сделано. Он внимательно слушает нас, а мы его. Пробует аппаратуру «на зуб». Спорим.
