Может, у Хамати и имелись какие-то сомнения, но он их не высказывал. Вместо этого он двинулся дальше, чтобы присмотреть за другими воинами.
Эсккар повернулся и увидел, что рядом с ним стоит Нисаба. Она, как и Хамати, была покрыта грязью: женщины починили оросительный канал в нескольких сотнях шагов от деревни. Даже в лучшие времена такие канавы нуждались в постоянном ремонте.
— Что тебе нужно, почтенная?
— Ничего, благородный. Я уже вознесла молитвы, чтобы вы одержали победу в битве. Убейте их всех, благородный. Отомстите за моих сыновей.
Эсккар улыбнулся ей.
— Возьми самых храбрых женщин и займи их работой рядом со входом в деревню, почтенная. Разбойников может насторожить, что никого нет рядом с деревней. Но, как только запахнет бедой, возвращайтесь в этот дом и заприте дверь.
Едва эти пустые слова сорвались с губ Эсккара, он о них пожалел. Если он и его люди потерпят поражение, деревянный засов поперек двери не остановит врагов.
Нисаба поклонилась и ушла.
Эсккар быстро зашагал через крошечную площадь, проверяя, стоят ли люди наготове и понимают ли, что нужно делать. Тем самым он заслужил неодобрительный взгляд Хамати, который только что сам занимался этим.
Но Эсккар не хотел рисковать, а его внимание показало воинам, как важны полученные каждым приказы.
Борьба с алур мерики научила Эсккара тому, что нет деталей настолько мелких, чтобы можно было пренебречь ими, как нет приказа настолько простого, чтобы какой-нибудь дурак не забыл его в пылу битвы.
Только убедившись, что все готовы, Эсккар пошел на свое место рядом с главным входом, оставив под началом Хамати лучших лучников. Хотя сам Эсккар неплохо умел стрелять, он никогда не смог бы состязаться в быстроте со своими натренированными воинами. Лучше он поможет удержать вход в деревню, там его меч будет полезней всего.
Когда-то здесь стояли грубо сделанные ворота, предназначенные скорее для того, чтобы удержать в деревне домашних животных и не впустить в нее ночью диких зверей. Но разбойникам нужно было быстро и беспрепятственно врываться в селение и покидать его, поэтому они свалили ворота и пустили их на дрова.
Постояв некоторое время у входа, Эсккар понял, что у него не хватает терпения просто торчать тут и ждать, ничего толком не видя.
Выругавшись под нос, он вернулся в дом старейшины и взобрался по деревянной лестнице на крышу.
Митрак, самый младший из лучников Эсккара, поднял глаза на командира. Юноша опирался на локоть, рассматривая подходы к деревне. Одеяло служило ему подстилкой, лук и два колчана со стрелами были под рукой. Кинжал, почти такой же длинный, как короткий меч, который носили все воины, лежал рядом с ним на одеяле. Могучий лук был на целый фут длиннее любого другого лука, а стрелы Митрака были не только длиннее всех прочих стрел, но и слегка толще; по каждой из них рядом с оперенным концом проходила красная полоска.
Лицо юноши казалось совсем детским, и Эсккару пришлось напомнить себе, что нельзя считать мальчиком никого из убивавших в сражении врагов, не говоря уж о том, кто убил так много, как Митрак.
— Что-то не так, командир? — спросил Митрак, удивленный неожиданным появлением Эсккара. — Я думал, ты будешь у ворот.
Эсккар сел на край крыши.
— Нет, Митрак, я просто хочу посмотреть, что происходит, а от ворот ничего не разглядишь.
Бросив взгляд за хлипкий частокол, Эсккар увидел полдюжины женщин, работающих на самом близком к деревне оросительном канале. Часть его берегов обрушилась, то ли сама по себе, то ли потому что грабители скакали здесь верхом.
Три женщины стояли в канале по колено в коричневой воде и, вычерпывая грязь, кидали ее на берег. Только у одной женщины была лопата. Остальные пользовались глиняными черепками или руками. Пока Эсккар наблюдал за ними, в поле его зрения появилась Нисаба. Стоя на краю канавы, она, видимо, пыталась успокоить женщин и уговаривала их продолжать работу. Деревня должна была показаться возвращающимся разбойникам настолько обычной, насколько возможно.
— Женщины боятся, командир, — заметил Митрак. — Они все время смотрят на холмы.
— Что ж, не удивительно: их достаточно насиловали и били.
