Через пару часов стали прощаться. Мария Ивановна приготовила им в дорогу большой пакет со всякой домашней снедью. Пока Иса провожал майора в уборную, расположенную в глубине двора, Колосков поведал ей о жизненных перипетиях капитана. Узнав об Исе всю подноготную, она стала с теплотой выспрашивать у вернувшегося чеченца о его семье. Появился куда-то запропастившийся Павел Семенович с огромной картонной коробкой в руках, от которой исходил завораживающий аромат.
– Ребята, вот тут в коробке вяленая рыбка, сам ловил!
– Они с Федюшкой у меня заядлые рыбаки! – улыбнулась Мария Ивановна, кутаясь в платок. – Хлебом их не корми, только дай с удочкой зорьку встретить.
– Спасибо, Пал Семеныч, к пиву в самый раз будет! До свидания, дорогая Мариванна! Не печальтесь, все будет хорошо!
– С богом, сынки! Приезжайте к нам летом! Рыбалка у нас на Урале отменная! Мы с Федором такие места вам покажем!
– Спасибо за хлеб-соль!
– До свидания!
– И вам спасибо, родные! Молиться за вас буду! – плакала у калитки мать сержанта. – Всего доброго вам и вашим семьям! Счастливого пути!
В Орске распрощались с раненым майором и чеченцем Исой и покатили дальше. В родной город въехали на следующий день под вечер. Уже горели на улицах фонари.
– Иван, давай сразу заедем к Пашутиным, фотку передадим! А потом уж с чистой совестью отдыхать!
Колосков достал из нагрудного кармана фотографии и стал на коленях их перебирать, остановился на последней, пашутинской.
– Смешной! Лопоухий какой-то! – отозвался Иван Капало, мельком взглянув на фотокарточку.
– Это для тебя он лопоухий! А для матери краше нет!
Поколесили изрядно по микрорайону, пока нашли нужный дом, который притулился в глубине квартала. Колосков поднялся на третий этаж, позвонил несколько раз. Никто не открыл. На лестничную площадку выглянула любопытная соседка, маленькая сухонькая старушонка, божий одуванчик. С любопытством изучая военного через толстые мутные линзы очков, тихо прошамкала беззубым ртом, что Пашутины уехали к родственникам в деревню и будут только завтра.
Колосков остановился у сестры, на радость племянникам. Домой после разрыва с бывшей женой не тянуло. Ему постелили в комнате у мальчишек. После ванны и возни с маленькими сорванцами он тут же отключился, провалившись в глубокий сон. На следующий день утром с докладом явился к Протасову, подробно во всех деталях доложил об обстановке в «горячей точке». А вечером они с Михалычем посидели, выпили, поговорили за жизнь. Подполковник дал ему на отдых неделю, а потом с письмами родных и машиной продуктов обратно в Чечню.
Проведал лежащего в госпитале Балашова Славика. Осколки извлекли. Дела его пошли на поправку, хотя главврач сказал однозначно, что на дальнейшей службе тому можно поставить крест.
– Братан, как же тебя угораздило, а? – сокрушался Игорь, осторожно держа в своих сильных руках покалеченную руку друга.
– Да я и сам не знаю. В пылу боя разве думаешь об этом. Какая там, к черту, осторожность, Квазик! Случайно на них нарвались. Их было четверо. По всему видать, наемники со стажем. Мы сходу атаковали, завалили одного. Если б не Вадик, то я бы точно поднял тот проклятый рюкзак, под которым «эмэска» лежала, без всяких там раздумий. Пацана вот жалко, ему еще девятнадцати не было! Меня собой прикрыл! А то бы точно труба!
На пятый день утром Колосков вдруг вспомнил, что так и не передал фото и письма рядового Пашутина. После вчерашней встречи с сослуживцами, проведенной в баре, тупо побаливала голова. На автобусной остановке в ларьке купил пару банок «Балтики», когда доехал до микрорайона, вроде полегчало. Поднялся на знакомый этаж, на лестничной площадке между этажами с хмурыми лицами молча курили трое мужчин. Дверь в квартиру была почему-то приоткрыта. Из нее вышли, тихо разговаривая, две женщины, одна из них утирала заплаканные глаза.
– Извините, мне бы Пашутиных, – спросил Игорь, обращаясь к одной из них.
– Вы проходите! Вы, наверное, из военкомата?
– Нет, я служу с их сыном.
– С Эдиком?
– Да! Я фотографию и письмо привез от него.
– Какую фотографию? Какое письмо? Его же в Чечне убили!
