Далее. Если бы эмбрион в утробе матери не достиг полной зрелости, если бы его органы не были совсем готовы, родовой «скачок» не мог бы заставить их так функционировать, как функционируют органы нормально родившихся детей. Для того чтобы «революция» была жизненной, для того чтобы она вела к дальнейшей эволюции, необходимо, чтоб она совершилась в соответствующий момент. И мы знаем, что когда роды наступают раньше времени, когда плод еще не созрел вполне, ребенок не выживает, происходит то, что на акушерском языке называется «выкидышем».
Это необходимо иметь в виду и во время общественных революций. В точности установить момент родов нового общества, как устанавливается момент родов у женщины, понятно, немыслимо. Но ясно, что для совершения известной революции необходимо, чтобы эволюция, то есть все предшествующее экономическое развитие общества, привело его в состояние, при котором эта революция возможна. Революционные попытки, не считавшиеся с этим, кончались всегда неудачей. Когда обществу, созревшему для определенного функционирования, хотят навязать функции, которых оно не может исполнять, такие функции, которые присущи обществу при иной, высшей ступени развития его материальных сил, его «органов», — такие попытки кончаются также неудачей; происходит опять-таки «выкидыш». Пример — великая французская революция. Она хотела осуществить «свободу, равенство и братство». Оказалось, что она могла осуществить только «свободу», и то лишь свободу особого рода — свободу для буржуазной эксплуатации. Оказалось, что в недрах феодального общества могло созреть только буржуазное общество. И оно родилось и стало функционировать — не так, как этого желали вожди французской революции, не считавшиеся с реальными условиями, а так, как подобает буржуазному обществу, как оно может функционировать.
Другой пример — Парижская коммуна. Она хотела заставить европейское общество функционировать социалистически. Но оказалось, что на той ступени экономического развития, при том состоянии производительных сил общества и производственных отношений, социалистическая революция была невозможна. И поэтому Парижская коммуна не привела к цели и имела такой трагический конец.
Какие же из всего этого следуют выводы?
Вспомним все, что мы говорили выше.
Можно ли считать революционизм несовместимым с эволюционизмом и противоречащим ему? Можно ли объявлять революции исторически незакономерными, вредными, «несправедливыми», «безнравственными» и потому предосудительными актами? Нужно быть безнадежно слепым филистером или явным негодяем, сторонником отжившего и гнетущего все общество старого порядка, чтобы ответить утвердительно на поставленные вопросы.
С другой стороны, можно ли во время революции, при выставлении революционных требований, революционных программ, подлежащих реализации, не считаться с законами эволюции, с реальными условиями жизни? Можно ли выставлять требования, как бы они ни были прекрасны и желательны, если они противоречат действительности, если они не могут быть осуществлены? Те, которые отвечают утвердительно на этот вопрос, являются благодушными мечтателями, беспочвенными фантазерами, утопистами чистой пробы.
И филистерский «эволюционизм», боящийся крови и насилия, и утопический «революционизм», не считающийся с железными законами эволюции, — одинаково нелепы, одинаково вредны в революционные моменты.
И однако и «эволюционизм», и «революционизм» — неизбежные спутники всякой революции.
В России в настоящее время — это уже ясно для всех — революция в полном разгаре. Здесь, как и всюду, мы встречаемся и с теми и с другими.
С одной стороны — перед нами «эволюционисты», пытающиеся остановить бурное шествие революции и стремящиеся «к мирным реформам сверху». С другой — группы и даже целые партии, призывающие нас к социалистической революции. И это тогда, когда для всякого мыслящего человека должно быть ясно, что экономическое развитие страны, как и во Франции во время великой французской революции, так и в Германии в 1848 году, делает возможным и мыслимым у нас только буржуазно-демократическую революцию, тогда, когда мы еще не избавились от тяжелых цепей феодализма.
