— Итак, доктор Фогрел приходил сюда повидать вас.
— Почему вы не сказали мне, что я была… была… проституткой? — От усилия, с которым она произнесла последнее слово, ее голос дрогнул. — Почему вы не сказали мне, что кто-то пытался убить меня? О Боже, лучше бы ему это удалось!
В какой-то момент Бертону захотелось схватить ее и встряхнуть. Его переполняла ярость. Зачем доктор Фогрел рассказал то, к чему она была еще совсем не готова? Но он злился и на нее тоже. Она стала сдаваться.
— Каждая жизнь бесценна, — наконец произнес он.
— Ну да. Теперь, по крайней мере, понятен ваш интерес ко мне. Кто же, как не заблудшая душа, нуждается в том, чтобы ее наставили на путь истинный.
Ее слова больно ранили Джизуса. Но он врач и ответил так, как должен был ответить:
— Что вы сделаете со своей жизнью, решать вам. Я здесь только для того, чтобы помочь вам вернуться к ней.
— Простите, — сказала Энни, всхлипнув.
Она спрятала лицо в ладонях, промокая слезы простыней. Ему мучительно хотелось утешить ее. Вместо этого он заставил себя наблюдать за тем, как она выплакивает свою боль.
— Вам не за что извиняться.
— Безусловно, есть. — Она старалась преодолеть страдание. — Безусловно, есть много такого, о чем я должна сожалеть.
Для Бертона было совершенно очевидно, что беседа с ней доктора Фогрела ничуть не приоткрыла завесу ее памяти. Энни все так же блуждала в потемках, пытаясь собрать воедино обрывки известной ей информации. Она не помнила своего прошлого. Получалось так, как будто она родилась только сейчас, но Энни не чувствовала себя виноватой в прошлых ошибках. Действительно, это были ошибки, о которых она даже не могла вспомнить.
Наконец, она стала спокойней.
— Я не хочу об этом больше говорить.
— Хорошо. Мы и не будем. — Он попытался найти более безопасную тему. — Мне нужна ваша помощь в одном вопросе.
Она подняла на него еще мокрые от слез глаза.
— Я не хочу больше называть вас пациенткой из пятнадцатой палаты. И, как я понял, Энни Нил тоже вас не устраивает. Вам нужно подобрать себе новое имя. — Он не стал говорить, что это может пригодиться, если до выписки из больницы память не вернется к ней.
— Мне все равно. Называйте меня, как хотите.
Джизус не отступал.
— Есть ли какая-нибудь запомнившаяся вам историческая личность или персонаж, чье имя вы хотели бы взять себе?
— Как насчет Марии Магдалины? — Вся горечь открытия своей прежней жизни, которая обрушилась на нее сегодня, прозвучала в ее вопросе. — Это такая замечательная аналогия. Проститутка, спасенная сыном Божьим.
— Вы сейчас не проститутка, а я — не священник. Я просто Джизус Бертон, а вы — женщина, которой нужно иметь имя. — Он склонился к ней и заглянул ей в глаза. — Но мне нравится это имя. Мария Магдалина прожила полезную, поучительную жизнь. Я буду звать вас Мари.
Она избегала смотреть на него, отводя взгляд от его глаз, светившихся теплотой и сочувствием. Но его слова все еще звенели у нее в ушах. Мария… Мари. Она почувствовала, что погружается во мглу, и только присутствие Джизуса связывает ее с действительностью.
Мари, дорогая, не беги так быстро по ступенькам. Это голос человека, зовущего ее из тьмы. В отличие от ее преследователя, его образ не становился туманно расплывчатым, только он был очень далеко. Мари, дорогая… Потом все исчезло.
Она не знала, сколько времени это длилось. Когда она открыла глаза, Джизус все еще смотрел на нее, его пальцы лежали на ее руке. Их глаза встретились. В его взгляде было сочувствие, но не только это. Что-то первобытное промелькнуло в нем. Она инстинктивно поняла, что не являлась для него такой же пациенткой, как все остальные.
— С Мари будет все хорошо, — прошептала она. — Просто отлично. — Она опустила глаза и глубоко вздохнула. — Спасибо, Джис. Я чувствовала себя такой… мерзкой.
На секунду он сжал ей плечо, затем повернулся, чтобы уйти.
— Спите спокойно ночью.
— Спасибо. — Новоиспеченная Мари проводила его взглядом, пока дверь за ним не закрылась, и заставила себя поверить в то, что ее смелость и сила не исчезли вместе с его уходом.
