Мама вошла почти сразу вслед за мной.
– Неужели они и правда приедут? – спросила она, оглядываясь со вздохом. – Все трое, с няней? Ирэна мне ничего не писала…
– Она мне писала, мам. Целое письмо через вотсап. Перечисляла Данины успехи. Их оказался вагон! Ещё бы, за дело взялась её мама!
– Не язви!
– Я не язвлю, – надулась я, – наоборот. Сказала им, что для закрепления знаний об окружающем мире им необходимо съездить на дачу. Ну и предложила нашу…
– Ужас, – сказала мама. – Ирэна в обморок упадет от нашего беспорядка.
– Мам, это да-ча! Тут должно быть так… Навалено всякое милое старьё. Перебираешь, вспоминаешь…
Я наклонилась и, пыхтя, отодвинула коробку с бабушкиной швейной машинкой, надеясь найти плед за ней.
– Он наверху. На шкафу.
– Что это ты вдруг? – удивилась я.
– Ну… я подумала, что если ты замёрзнешь, то, наверное, сообразишь встать, – сказала мама с несчастным видом.
Я только посмотрела на неё, мол, ну ма-а-ам. Она не сдержалась и фыркнула, совсем как Дана. А потом заправила мне за ухо прядь волос.
Я подставила стул, влезла на него и стянула плед, следом за которым на меня тут же посыпались маленькие ботинки – то ли мои старые, то ли Гусины, – пара голубых чепчиков и какая-то пожелтевшая открытка. Мама ловко поймала всё это. Ботиночки поставила на полку, а открытку бережно примостила в уголке шкафа. Вошла бабушка и торжественно вручила маме Мишу.
– Или он, или суп, – сказала бабушка. – Я вам не Юлий Цезарь.
– Суп с полинезийской крысой? – не сдержалась я.
– С бататом, – ничуть не смутилась бабушка. – Он, между прочим, страшно полезен.
– Ох, нам надо было и нормальной еды купить, – вспомнила мама. – Гости приедут… А мыть ещё сколько! Пыли за зиму скопилось… Пятна вон тёмные на стенах.
– Пятна от лизунов, – объяснила я, – лизунов из Гусиной коллекции. Мам, да не переживай ты так. Роза Васильевна обожает наводить порядок. Она тебе тут мигом всё расчистит.
– Нет! – воскликнула мама. – Только этого мне не хватало! Я всё сама! Правда, Мишку куда девать…
– А Мишку давай сюда!
Я почти выхватила брата и усадила его у себя на руках.
Мишка посмотрел на меня, потом на маму, потом снова на меня и сунул палец за щёку.
– Ладушки-ладушки! – быстро пропела бабушка, чтобы он не заплакал.
Брат улыбнулся ей уголком рта. Папа говорит, он усмехается как Харрисон Форд. Мама задумчиво поглядела на нас, словно думая, доверять мне Мишку или нет. Брат протянул к ней руку, но потом опустил. Потом снова протянул и снова опустил. Он тоже как будто думал вместе с мамой.
– Только не клади его на плед, – наконец решила мама. – Ему точно холодно будет.
– Там ещё река есть, – ласково напомнила я маме, выходя из комнаты с Мишкой на руках. – Но ты можешь не волноваться. Купать его в ней не стану. Если только ножки помочу…
Вслед мне полетел голубой чепчик, от которого я с хохотом увернулась. Мишка тоже засмеялся – не ожидал, что я так быстро в сторону отскочу.
В прихожей папа распаковывал сумки.
– Вот! – он выудил чёрный, с оранжевыми полосками рюкзак-кенгуру. – Хоть что-то в этих вещах полезное нашлось. Давай помогу надеть?
– Ну что я буду как мамаша…
– Поверь, ты мне ещё спасибо скажешь за свободные руки. Раритетная, между прочим, штукенция. В нём я ещё тебя таскал по этой же даче.
Он забрал брата, помог мне нацепить рюкзак на грудь, застегнул ремни на спине и осторожно засунул в «кенгуру» Мишку.
– Может, лучше лицом ко мне? – засомневалась я.
– Нет, ему вперёд смотреть интереснее!
Брат косился на папу с недоверием, но, когда смог уцепиться обеими руками за твёрдую «спинку» рюкзака и даже немного её погрызть, успокоился.
– Тяжёлый?
– Ни капли!
– Оп, – сказал папа, снова усаживаясь на корточки перед сумкой, – а еда сюда как попала?
Он вытащил прозрачную коробку. Пончики! Мои любимые, обсыпанные сахарной пудрой, как чуррос на далёкой горе Тибидабо. Мама забыла купить их первого сентября и решила наверстать упущенное первого мая… Как здорово!
– Знаешь, пап, – прошептала я, неловко наклоняясь из-за Мишки, свисавшего с меня, как коала с дерева, – лучше спрячь коробку обратно. Это не еда. Это сюрприз.
