– Остановитесь! – воскликнул Санёк. – У меня – всего девяносто единиц!
– Ну так столько и получилось! – заявил торговец. – Всего на круг – сто пять, скидка – десять, а нет, я тебе двенадцать обещал. То есть – девяносто две с половинкой. Половинку я тебе прощу, а две единички… Неужели у тебя парочки не завалялось? – Хитрющий взгляд хозяина лавки будто считал все мысли Санька. Вернее, содержимое его карманов.
«Он что, телепат?» – подумал Санёк. Но вслух сказал:
– Мне еще за ночлег заплатить надо. И поесть что-нибудь.
– Это вообще не вопрос! – парировал торговец. – Вот! – На прилавок шлепнулся кожаный жетон с выжженной единичкой. – Фрама знаешь? Отдашь ему. Это одна ночевка с кормежкой. Плюс одеяло бесплатно. Пошли копье тебе выбирать…
Через полчаса, начисто лишившись местной валюты (монеты Игровой зоны здесь, на территории, хождения не имели), зато с копьем, бурым плащом из толстой кожи и такой же бурой кожаной сумкой, полной всяких полезных девайсов, Санёк покинул лавку.
Перед уходом, решившись, поинтересовался:
– Скажите честно, сколько я переплатил?
– Единичек пять мог бы выторговать, – не моргнув глазом, ответил хозяин. – Но тогда б я тебе гостиницу не оплатил. Я ж не разбойник какой-нибудь, вижу, кто передо мной.
– А как вы узнали, сколько у меня денег?
– Опыт! – подмигнул торговец. – Заходи еще, малый. Меня Хмель зовут. Постоянным клиентам – пятнадцатипроцентная скидка.
– Рад бы, – ответил Санёк, – только денег больше нет, сами знаете.
– Сейчас нет, потом – будут, – уверенно произнес Хмель. – Ты, вижу, парнишка правильный. Такие у нас приживаются. Удачной игры!
Глава 25
Закрытая территория зоны «Мидгард». Врата перехода
Точно сказать Юрий Игоревич не мог, но выпито было много. Берсерк, к примеру, приговорил не меньше ведра. Самый разгон был, когда какой-то мужик пузатый поспорил с Берсерком, что выпьет в один присест столько же, сколько и Берсерк. Все сразу заорали: «Договор свят!» – а потом Берсерку поднесли большущий рог, в который вошло литра где-то четыре. Берсерк вскинул рог к потолку (в его лапе он выглядел не таким уж большим), гаркнул: «Тебе, Молотобоец!» – и перелил пиво себе к глотку, не пролив и капли, что особенно впечатлило Гучко. Пузатый мужик, возможно, тоже осилил бы рог. Но решил выпендриться и повторил манеру Берсерка: запрокинул голову и пустил пенный напиток водопадом, вернее, пивопадом в пасть. Зря. Где-то в середине процесса пузатый поперхнулся, закашлялся и оросил ценным напитком себя и окрестности. Этак литра на полтора оросил.
И спор продул, и много обидных слов выслушал от окружающих.
Тут Гучко пришлось покинуть общество, чтобы отлить. Снаружи его поймал лысый проводник, который подряжался вести их в Игровую зону за три сотни, и начал втирать, что, мол, не стоит с Берсерком в Игру идти, потому что Берсерк – он Берсерк и есть, а контракт с Гучко ему нужен для того, чтоб в Игру войти, потому что сам он …
Юрий Игоревич слушал, слушал… Да так ничего и не понял, потому что осоловел от выпитого, а лысый талдычил непонятными словами и с каким-то чудным акцентом, будто и не русский.
– Ты, часом, не прибалт? – поинтересовался банкир.
– Нет, я из Пензы, – удивленно ответил наемник.
– Ну так чё ты меня учишь, деревня! – пренебрежительно бросил Гучко и вернулся в кабак, где ему тут же налили кружку: проигравший пузан проставлялся.
Вторую кружку банкиру налил уже Берсерк, который вдруг принялся нахваливать паренька, который сегодня на Арене дрался. Гучко не сдержался, похвастался: мол, это я его сюда привел. Проплатил тур, конкретно. И от проснувшейся вдруг немереной доброты (у Гучко на последней стадии нажора такое бывало) предложил:
– Слышь, братан! Давай его с собой возьмем!
Но то ли с дикцией у Юрия Игоревича к этому времени были проблемы, то ли Берсерку было поровну, что говорит его «работодатель», но на щедрое предложение Гучко гигант не отреагировал.
А повторять предложение банкир не стал. Потому что отрубился.
Праздник закончился две ночи спустя. Так что неудивительно, что одного только утреннего солнца оказалось недостаточно, чтобы приукрасить оплывшее после попойки лицо Юрия Игоревича. С трудом разлепив глаза, он с завистью уставился на Берсерка, который уж точно похмельем не мучился, потому что бодренько наворачивал баранью ногу, запивая ее всё тем же пивом… А пиво, которое до сих пор обитало у Гучко в желудке, настойчиво просилось наружу…
