- Э-э, дорогой, там налоги, там рэкет, а тут тихо, ничего по документам нет. И меня давно по документам нет.
Ходили слухи, что большую часть доходов Михалыч по каким-то своим каналам переправляет жене и дочерям, собирая приличное приданое. Всё, что происходило в посёлке, ему сообщалось сразу с пояснениями и комментариями.
- Здравствуй, здравствуй, Чиж. Садись, гостем будешь. Понимаю, что поздно, но уж не обессудь, любопытство гложет. Не волнуйся, надолго не задержу.
Чиж сел в слишком мягкое кресло и словно утонул в нём. Это было комфортное кресло, подняться из которого получалось только медленно и с достоинством, а никак не мгновенным прыжком. Хозяин не любил у визитёров резких движений. Гость не сомневался, что речь пойдёт о том мальчишке, который спал сейчас наверху в его комнате. Он не ошибся. Михалыч ненавязчиво, но подробно выспросил всё и откинулся на резную спинку стула, довольно потирая мягкие, не знакомые с физическим трудом, ладошки.
- Хорошо, ой, хорошо. Вот он-то мне как раз и нужен. И ты, конечно. Он без тебя два шага не пройдёт, а ты без него не пролезешь.
Чиж поморщился:
- Всё ещё надеешься добыть свой мифический Золотой Корень?
- Он не мифический, он есть, лежит – не дотянуться. Лежит, месяц лежит; ай-ай, какие потери, какая недостача! Товар двигаться должен.
- Торгуй тогда крокодилами, они двигаются, - буркнул Чиж. Хозяин сделал вид, что не услышал, и, словно всё было уже решено, стал объяснять детали:
- Где лежит – только ты знаешь. Ведёшь мальчика, он залезает, берёт, вылезает. Возвращаетесь. Тебе сумма, две трети от той, первоначальной. Ему – ничего. Как раз всё покроет цену экипировки. Не спорь! Ему ещё по размеру подгонять надо. Всё понял?
- А почему мне две трети от первоначальной суммы? – обречённо спросил Чиж, понимая, что торговаться с Михалычем в надежде на выигрышный результат может только ас.
- Так как же! – изумлённо всплеснул руками хозяин, - Товар лежит, в оборот не идёт. Месяц лежит. Такие убытки! Словом, завтра нарядишь своего Крошку Ру – и послезавтра вперёд, а то ещё лежать бу-удет, - Михалыч закатил глазки к люстре, всем видом показывая, как ему больно говорить о падающей цене. Чиж выбрался из кресла и торопливо, не попрощавшись, вышел из комнаты, пока торговец не решил сэкономить ещё на чём-нибудь. Выйдя на улицу, он сердито сплюнул. Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Вот, пожалел пацана, теперь лезь чёрту в пасть. Но, может, пока он ходил, мальчишка удрал? Чиж торопливо поднялся по лестнице и распахнул дверь. При смутном свете, падающем с площадки, в комнате можно было рассмотреть матрац и на нём фигурку свернувшегося клубочком спящего ребёнка. Чиж вздохнул, укрыл гостя одеялом и лёг на кровать. Что же, придётся идти. У мягкого и добродушного на вид Михалыча был железный характер.
Проснувшись утром, Чиж отметил, что дождь за окном утих, ветер улёгся. Он с хрустом потянулся, повернулся на бок и встретился взглядом с мальчишкой, о котором за ночь уже успел забыть. Но тут всё вспомнилось сразу: и ужин в баре, и вызов к Михалычу. Он улыбнулся, стараясь выглядеть менее сурово, и сказал:
- Доброе утро, Крошка Ру.
- Вообще-то, я Алик, - сердито насупился парнишка.
- Аликом ты был там, на Большой Земле. И будешь потом у бабушки. А здесь – Крошка Ру. Или просто – Ру: коротко, сочно, окликать удобно.
- А вас как зовут?
- Здесь – Чиж. И не «вы», а «ты». Усёк? Теперь вставай, умывайся – удобства, разумеется, на улице – и вниз. Позавтракаем, поговорим. Есть о чём.
В этот час в баре никого не было, и можно было говорить совершенно свободно. Бармен давно научился держать себя в состоянии, похожем на медитацию, чтобы случайно не услышать того, что ему слышать не полагалось. Меньше знаешь – дольше живёшь.
- Значит, так, - начал Чиж, грея руки о чашку с горячим кофе без сахара и сливок, - Сегодня подберём тебе экипировку, а завтра мы с тобой вдвоём прогуляемся в Зону. Есть дело.
