Вдалеке на море виднелся белый парус, а на берегу - маленькая фигурка девушки. Она там, верно, играла с волнами. Какая-нибудь служаночка резвится в отсутствие господ - подражает госпоже. Отсюда было видно, как юбки ее вздымались весело и открыто. Но и на пляже было пусто. Он еще приблизился и узнал Марию. Бесстыдница! Мать бы ей задала за такую игру! Он невольно улыбнулся собственному ханжеству. И вдруг понял... она не просто воюет с волнами - она танцует. И в этом танце есть некий смысл. Она кружилась пред волнами, задирая юбки и склоняя головку - то вправо, то влево, то назад, то вперед - и что-то там видела такое, доступное только ей. Кажется, смотрела на свои ноги. Придирчиво. И что-то воображала такое - про себя или о себе. И о чем-то мечтала... Он загляделся. И понял, что вдруг проникся ритмом ее танца. Услышал дальнюю музыку - словно музыку сфер. Зонт мечты раскрылся и над ним. Ее худенькие ножки, еще детские, были нежны, как бывают только побеги несорванных цветов, и были влажны, как лепестки после дождя. Он почувствовал укол беззащитной нежности. Ее ноги были почти прозрачны на фоне моря. Почти сливались с водой. Что она танцевала сейчас? Танец был как предчувствие жизни. На заднем плане - за ней вставала белая луна раннего вечера и полоска заката на горизонте стекала по ее цыплячьей шее.
Она вдруг остановилась и опустила юбки - не до конца: набегала вода...
- Вы подсматривали за мной, - сказала Мария. - Это нехорошо!..
- Нет, - возразил он, - нет!
- Подсматривали!
Он снова возразил:
- Да, нет, нет! - Отступил и тотчас... сделал шаг к ней - или два шага.
Александр стоял чуть выше - каменистый склон - и видел ее лодыжки и ступни в воде - необыкновенно тонкие, узкие и длинные - тоже почти прозрачные. Словно продолженные светом. Они излучали свет - и камень под ними тоже светился.
- Это дурно, - повторила она, почему-то задумчиво.
- Нет, - повторил он. - Нет! Я... я любовался, - едва выдавил краснея.
- Не верю! Вы влюблены во всех!
- Кто вам сказал?..
- Все так думают о вас!
- Это неправда! - сказал он.
- А Анна Ивановна?
- Это неправда! - повторил он не слишком убедительно.
Он был виноват перед этой девушкой-ребенком. За всю свою жизнь нескладную. За грехи всех мужчин на свете.
- Я вам не верю! - она покачала головой. Явно желая поверить. В глазах ее стыли слезы. Сама его муза стояла перед ним - четырнадцати лет от роду. Погрузив в воду прозрачные ступни и приподняв юбки. А он путался и лгал. Музе? И страдал от собственной лжи... - Papa не отдаст меня за вас! сказала она, подумав... - Но, может... если вы очень попросите... Он вас любит!..
- Подождите немного! Я попрошу!.. - Александр не узнавал собственного голоса. Голос был отдельно - душа отдельно.
- Нет. Не отдаст... - сказала она с грустной уверенностью. - Захочет меня выдать за старого толстого генерала. - Она надула щеки, пытаясь изобразить этого самого генерала. И провела рукой округ бедер - отчего ее платье с одного боку опустилось в воду.
- Вы замочили платье! - сказал он, обрадовавшись, что можно переменить разговор.
- Я вижу!.. - но платье так и осталось в воде, и волна ласкала его.
Что он должен был делать? Пасть на колени перед ней?
- Погодите! - только и смог выдавить. - Еще есть время! - он сам не знал, что значит это обещание.
- Но вы можете меня увезти! Тайком!.. Ведь часто девиц увозят тайком!.. - она улыбнулась - мечтательно и грустно...
Он поклонился неловко и двинулся вдоль берега - прочь, прочь - только чтоб бежать - от нее, от себя, от этих слов, ощущения судьбы - своей, ее? Он вспомнил, что ни разу почти за весь разговор - не поглядел ей в глаза.
В последующие дни она избегала его. Они старались не глядеть друг на друга. Было сладко хранить верность девочке со ступнями, которые светились в воде. Он засыпал и просыпался - один и счастливый.
В декабре 1826-го они увиделись в последний раз, в Москве, в доме ее невестки - Зинаиды Николаевны, музы бедного Веневитинова. Мария отправлялась в Сибирь - за мужем-мятежником. Они остались ненадолго одни...
