Александр поднял глаза на отца с вопросом. Губернатор пояснил:
- Маркиз Паулуччи. Генерал-губернатор.
У него тоже была эта несносная манера: называть начальство по имени-отчеству. Тот был его прямой начальник: Псковская губерния входила в состав земель остзейских - генерал-губернаторства Паулуччи.
Губернатор Адеркас - Не любитель выкрутас... Адеркас, Адеркас - м-м... садится в тарантас... А дальше поехало: "баркас", "бекас"... Черт с ним! О чем он говорит? А-а, да... кажется, его жена и дочери читали поэмку г-на Пушкина. (Именно так - поэмку! Что-то о фонтане-с.) Он сам (конечно) не читает стихов, но домашние его... (может еще - Пегас?)... Сергей Львович осмелился сказать, что сын его опубликовал уже три поэмы, встреченные публикой весьма снисходительно. И множество стихов... Слово "снисходительно" взбесило Александра - будь они прокляты, все вместе! - но он участвовал в игре, в которой держал банк не он.
В итоге Адеркас высказал мысль - долго к ней приступал в разговоре он не сомневается, что г-н Пушкин-младший, находяся в такой губернии, как Псковская, - и в обществе столь уважаемого родителя - не станет ни исповедовать, ни проповедовать афеизма. (Сочетание: "исповедовать" и "проповедовать" - явно понравилось - ему самому.)
На что Александр сказал, как само собой разумеющееся, что трудно проповедовать афеизм в местности, где столько церквей! Сергей Львович глянул на него с испугом.
Адеркас задумался - нет ли здесь насмешки, но, выдержав паузу, улыбнулся:
- Да, вы правы! Здесь все обращено к восславлению Господа! Псков гордится своими храмами!.. - его немецкие ноздри выгнулись почти чувственно.
Должно быть, немец - но православный! - и оттого старается вдвойне за себя и за своих лютеранских предков! Отмаливает грехи...
- Надеюсь, вы намерены здесь бывать на исповеди и у святого причастия! Вы выбрали уже духовного отца?..
- Да, - сказал Александр без запинки. - Отец Ларивон. Наш батюшка - из Воронича. Почтенный пастырь. (Сергей Львович взглянул на него с любопытством - едва ли не со страхом. Когда он успел?) Александр назвал первое попавшееся - имя, слышанное от сестры. (Пьяный поп? Ну, что ж! Это, пожалуй, то, что ему надо! Можно выпить вместе - и заодно исповедаться!) Как редко когда бывало - ему захотелось выпить. Напиться. Тотчас. Чтоб не ощущать эту подлость в жилах. Безвластие - человека над самим собой.
- Почему кто-то должен влезать в его отношения с Богом?.. Вообще... русский Бог - это больше - Бог немцев! - мысль понравилась Александру, но, к сожалению, ее нельзя было высказать вслух, и он о ней забыл, и очень обрадовался ей, как новой, когда несколько лет спустя она мелькнула в стихах Вяземского. (Стихи были - слишком умственные на вкус Александра как, по секрету сказать, почти все у Вяземского - а сама идея - прелесть!)
- Отец Ларивон? - переспросил Адеркас. - М-м... Припоминаю. - Он знать не знал, разумеется, никакого Ларивона. Но тотчас (недреманное око) отметил про себя, что следует навести справки...
В итоге разговора выразил надежду, что псковская земля, столь славная в российской истории - даст юному поэту (именно так!) богатый материал для патриотических мечтаний и новых вдохновений. Александр поблагодарил, поднялся и поспешно откланялся.
- Вы не будете в обиде - если я чуть задержу вашего батюшку? Дабы просто поболтать - как старым знакомым?..
Александр увидел в глазах отца жалобное выражение и сам ощутил что-то жалкое в себе.
- Ну, разумеется! - сказал он любезно. И лишь успел бросить отцу, что встретится с ним через пару часов на постоялом дворе. Он знал, что отец еще собирался заглянуть к помещику Рокотову...
Адеркас слушал эти семейные переговоры, сочувственно улыбаясь. Он по должности был на страже устоев, а семья значилась в государственной табели одним из устоев. Александр вышел... Он знал, наверное, разговор пойдет о нем, но не хотел думать об этом.
...по горе теперь идет она
К брегам, потопленным шумящими волнами,
Там, под заветными скалами,
...печальна и одна...
Он пытался вернуться к стихам, начатым давеча, но строки рассыпались. Разговор с Адеркасом вышиб из колеи.
