- Это ты можешь так говорить! У тебя много всего!.. А нам всем следует быть Скупыми Мольеровыми - по отношению к твоим строчкам!.. Нет, грандиозно, видит Бог!.. Ты и сам не понимаешь - это выше "Чильд-Гарольда"!..
- Ну, уж - загнул! Скажи - это лучше перевода пишотова! Тут я соглашусь, пожалуй!..
- А не все ли равно?..
- Нет. Ты у Ольги спроси! Она знает по-английски, она может сказать, что такое действительно - "Чильд-Гарольд". А мы с тобой? Мы читаем только французского Байрона Пишо!.. Да еще прозаического! По сравнению с Пишо - я, и впрямь - возможно, гений!..
(Может... меня и не зря выслали, а?.. Хотя бы изучу английский в деревне. Какая-то польза!)
- Так сколько глав пока?.. - переспросил Лев.
- Понятия не имею. Две, может, три... Все еще разрозненно... Где-то забегаю вперед, а где-то напротив, отстаю...
- Это нарочно - у тебя - и Ленский, и Онегин - сперва приезжают как бы, к смерти?..
- Почему это - к смерти?..
- Ну, как? Сперва дядя Онегина... Потом Ленский - на кладбище...
- Да? Не знаю. Может быть. Не думал. Так вышло. Заметил, смотри!.. Случайно, должно быть! А, может... и правда!..
- Там о смерти очень сильно! В конце второй... "Увы! На жизненных браздах - Мгновенной жатвой поколенья - Восходят, зреют и падут..."
- Запомнил уже?..
- А как же! У меня легкая память. Я быстро схватываю. Потому мне и не стать Байроном! Даже вторым!..
Темнело. Они зажгли свечи...
- Садись и переписывай! Я скоро - в Петербург!
- Ты собираешься ехать?..
- А как ты думал? Если б не твоя история - я б уже тю-тю!.. И поминай, как звали!.. Родители с поучениями - и девки воняют. Все одно к одному. Это ты можешь позволить себе сидеть на печи - хоть на острове Робинзона. А я заурядный человек! Надо делать карьеру. Скучно, кто спорит?.. И кто-то ж должен пристраивать твои сочиненья? А это что?.. - спросил он вдруг, почти без перехода.
- Перстень, - буркнул старший явно без охоты, - перстень!.. - И не то чтоб спрятал руку - как-то отодвинул. Перстень был на безымянном, на левой: темно-зеленый камень - с надписью.
- М-м... И откуда это у тебя?
- Подарок. Подарили!.. Не жди, что стану поверять! Взрослый уже. Обзаводись, друг мой, собственными тайнами!..
- Да? Он какой-то странный. А буквы... арабские?..
- Нет, дренееврейские! На языке Библии, - добавил Александр несколько свысока.
- Ты, что - знаешь язык? И что там написано?..
- Понятия не имею. Если б я знал! Если б я мог знать!.. Это - мой талисман. Храни меня! Пусть хранит!.. - Значит, неплохо? Тебе понравилось? - спросил он вдруг почти жалобно, скосив глаза в сторону бумаг, в беспорядке брошенных Левушкой на стол - брат уже покидал комнату.
- Ты, Моцарт, Бог - и сам того не знаешь!.. - сказал Лев насмешливо и не без важности. Как-никак, его спрашивали всерьез, словно взрослого. И его мнение волновало.
- Откуда это?.. - спросил Александр, понизив тон, почти с испугом.
- Не знаю. Сказалось!.. А что такое?..
- Ничего. Строка!..
Лев приблизил лицо чуть не вплотную к его хмурым бакенбардам:
- Даже страшно, увы! Когда-нибудь можно будет гордиться. Что ходил с тобой на один ночной горшок!..
Оставшись один, Александр улыбался своим мыслям некоторое время. "Ты, Моцарт, Бог - и сам того не знаешь!" - повторил он про себя. Строка, строка!.. Надо будет запомнить.
Потом почему-то снова пришло на память Тригорское. На языке был вкус котлет. Он не был избалован блюдами... Из деликатесов любил только красную икру или паюсную, нет, конечно, еще устриц, обрызгнутых лимоном, к коим пристрастился в Одессе. Как хорошо!.. Вообще-то трудно стать гастрономом, выросши в доме Надежды Осиповны. Здесь скудно кормили. Будто в трактире. Как сказал ему Раевский? "У вас трактирный вкус!" Кажется, он имел в виду не только гастрономию - но еще литературу. Забавно. Одни говорят "Байрон", другие - "трактирный вкус". В самом деле! Он много ездил. То в кибитке, то верхом... И у него был трактирный вкус. Простые блюда: ботвиньи, котлеты... Почему в России, - в трактирах, так много пьют?.. Чтоб отбивать запах еды. Чтоб не замечать - как однообразно и скучно кормят. Трактирный вкус!..
