В годы войны Уланов С. Н. состоял в рядах антифашистского Сопротивления во Франции, имеет отличительный знак ФФИ (в русском переводе — Внутренние силы Франции). Участие в Сопротивлении подтверждено соответствующими документами. По отношению к СССР настроен патриотически. Родственников, участвовавших в действиях, направленных на подрыв Советской власти, не имеет.
В настоящее время вместе с семьей временно проживает в общежитии. Трудоустроен в качестве повара в столовую Брянского строительного треста. Работник добросовестный и квалифицированный. Вопрос о предоставлении постоянной жилплощади решается.
2. Уланова Наталья Александровна (урожденная Сумарокова) — 1914 года рождения, русская, место рождения г. Одесса. Вывезена за границу в Турцию в возрасте пяти лет. Отца не помнит. Мать скончалась во Франции. Родственников, участвовавших в действиях, направленных на подрыв Советской власти, не имеет. Образование соответствует неполному среднему. В совершенстве владеет французским языком. Социальное положение — рабочая. Вопрос трудоустройства решается.
3. Уланова Виктория Сергеевна — 1942 года рождения, русская, место рождения г. Париж, Франция.
Примечание: супруги Улановы произвели обмен временных документов, выданных комиссией по делам реэмигрантов в г. Гродно на паспорта обычного образца.
* * *
Стояла странная сиротская зима. Словно на заказ, чтобы не пугать морозами и снегами непривычных к холоду новых советских граждан.
Улановы потихоньку устраивались. В декабре, ближе к Новому году, им выделили квартиру из двух комнат. Правда в январе потеснили, подселив семейство инженерши Величко, мать, дочь и бабушку. Но временно. Пока достраивается над головами третий этаж. Строительство шло вовсю. Жильцы второго этажа изнемогали от грохота, а через двор на улицу приходилось пробираться среди наваленного кучами кирпича и досок, но с этим мирились. Большая часть горожан жила в худших условиях в отстраиваемом после войны Брянске.
Пока переселялись, устраивались на работу, обживали комнату, боролись с ползущими по стенам пятнами сырости, отдавали в санаторий захворавшую дочь, Наталье Александровне недосуг было предаваться воспоминаниям. Но весной, отмеченной по календарю, но никак не проявившейся себя в природе, ею овладела злая, не отпускавшая ни днем ни ночью тоска.
Все оставалось непривычным, немилым, непонятным. Грустно жилось без родных, без друзей. Однажды поутру Наталья Александровна открыла глаза после странного сна с чувством вины перед памятью мамы и заброшенной могилы ее, но, окончательно проснувшись, вспомнила — могила матери недосягаемо далеко.
К ним часто захаживали. Люди совершенно незнакомые, любопытствующие. Приходили поглазеть на пришельцев из-за границы, порасспросить, как оно там, в Париже. Улановы терпеливо принимали всех.
Одни смотрели изумленно, словно желая убедиться, а не две ли головы на плечах у этих французов, а потом уходили разочарованные и как-то даже обиженные. Другие, слушали, словно придурков, сквозь недоверчивый прищур как бы говоря: «Какого черта вас потащило в эту разруху, в эту дороговизну, в очереди и все остальное?»
Никто не хотел верить, что в Париже, хоть и нет никакой разрухи, но такая же послевоенная дороговизна, карточная система тоже существовала и отменена не так давно.
Дружба с этими людьми не завязывалась. С ответными визитами к себе в гости Улановых не приглашали. Даже просто сходить было некуда, разве что в кино, но во всех кинотеатрах шли трофейные фильмы, виденные и перевиденные в Париже еще до войны.
По старой привычке вести дневник, Наталья Александровна решила возобновить этот обычай, но никаких интересных событий не происходило, а переливать из пустого в порожнее, что купила, что достала, не имело смысла.
Сергей Николаевич, много работал, возвращался домой затемно, усталый; с тревогой смотрел на сникшую жену, уговаривал потерпеть, не кукситься из-за пустяков.
Наталья Александровна тоже порядком уставала. Закончив дневную норму панамок для мастерской, где она работала надомницей, шила по вечерам шляпы — стосковавшиеся за войну модницы быстро нашли дорогу к модистке из Парижа. Времени для себя оставалось совсем немного. И все же, как-то оно само собой получилось, Наталья Александровна стала писать для собственного удовольствия, для души, воспоминания о прошедшей жизни.
