Анюта молчала. Он оглянулся. – Сваливать пора, – проговорил он. – Сейчас выскочит твоя старуха. И придется убить ее кирпичом. – Он повернулся к Анюте. – Ну беги давай. – Подхватил гитару под мышку.
Анюта… Она стояла. Он поднял брови и потом рассмеялся. – За курткой! – сказал он. – Беги за курткой. Ночью бывает холодно.
Анюта открыла рот:
– А… мамка?
– Ни о чем не жалей, это будет только веселей, – спел он.
– Там не так! Ни о чем не жалей, и в один из волшебных дней в океане надежд… ты причалишь к мечте своей, – быстро договорила она.
– Вот именно, – сказал он. Анюта сорвалась с места.
Она вбежала в дом, схватила куртку с вешалки у двери, побежала обратно.
Он стоял, ждал ее. – А я курить умею! – выпалила Анюта.
– Это не обязательно, – сказал он. Они пошли к калитке и вышли из нее.
полнометражный сценарий
– Даш, а, Даш!..
– Дам, но не вам!
Бросает девочка через плечо и уходит. В длинном красном – почти до земли – платье, заляпанном сзади грязью, уходит, не оборачиваясь, дальше и дальше – но долго еще видна. Потому что осень, и все серо-желтое, кроме платья. Ленинград.
Здесь песня: «Вот старый Мак-Дональд, он фермер…»*
* Все песни в сценарии – Владимирского, на стихи Урфина
1. Буфет в общежитии. За окнами сумерки. Буфетчица сидит и смотрит в окно. Входит латиноамериканец, буфетчица встает, подходит к стойке. Латиноамериканец берет кофе, расплачивается, садится за столик. За соседним столиком сидит девочка, это Даша. У нее короткие черные волосы, и глаза густо обведены черным. Перед ней – пустой стакан. Она курит. Латиноамериканец выпивает кофе и уходит. Даша еще некоторое время сидит, затем решительно тушит сигарету, докуренную до половины, встает и подходит к стойке. Буфетчица стоит к ней спиной.
– Извините, – говорит Даша, и вдруг голос ее вздрагивает.
Буфетчица оборачивается.
Даша, справившись с собой, говорит холодным и отстраненно-вежливым голосом.
– Извините, – говорит Даша. – Возможно, вы можете мне помочь. Вы живете в этом городе. Нет ли у вас случайно знакомых, которые бы сдавали комнату… недорого?..
Буфетчица думает, затем говорит с некоторым недоумением:
– Нет.
– А… ну извините, – говорит Даша. Но не отходит.
– А может, – говорит Даша. – Вы вот сейчас уходите, в буфете ведь никого не остается? Может я здесь побуду, ну, то есть, например вы мне оставите ключ, а утром я вам отдам, честное слово, я никуда не убегу… – Даша замолкает. – Меня из института выгнали, – говорит она, чувствуя, что глаза наливаются слезами. – За то, что я не поехала на картошку! – Голос ее становится злобным и несчастным. – А я не могу домой ехать! Мне нужно где жить, пока я не найду себе квартиру…
2. Темнота.
Голос (сначала откуда-то из глубины, приглушенный странной, давящей звуки акустикой, заглушаемый еще какими-то шорохами; по мере рассказа голос приближается).
– Кухня – белая, кафель там, всякая поебень. Светло. Тут входит… неважно кто. Со спины. Входит, подходит к этим шкапчикам, что на стене висят – там от них панель отходит, в нее встроены часы и таймер. Таймер – знаешь, что такое?
Второй голос, сдавленный – как будто его душат:
– Нет.
– Тоже часы, типа будильника. Этот, который вошел – он подходит и заводит таймер. Кххх – стрелку отводит на час. И выходит. И никого нет в кухне. А таймер-то тикает!..
Второй голос, шумно выдохнув, облегченно:
– Ну?
– Что ну?
– И че?
– Ты знаешь, что такое таймер?
– А что такое таймер?
– Он в конце должен зазвонить. Страшное дело.
– Ну.
– Тихо!
Тишина.
В тишине раздается шорох-другой – непонятные, посторонние звуки – и тоже замирают. Тишина.
Сдавленный шепот:
– Слышишь?.. он тикает.
Тишина сгущается так, что, кажется, и вправду вот-вот что-нибудь затикает. Но вместо этого шорох. Появляется солнечный луч, в котором кружится пыль. Смех – и выдох: в луч влетает дым, растекается в длину. Луч выходит из маленького окошка вверху. Вообще-то, это чердак. Внизу, у луча сидят двое и раскуривают папиросу с анашой.
Второй:
– А еще можно написать такой плакат. Посередине, большими буквами: КАКОГО ХУЯ. И вокруг этого – всякие стрелочки, и от стрелочек – всякие другие вопросы. Дай мне!
