— Верно. К тому же мотивов покушения мы не знаем, а это большой пробел. Если Сухова заговорит, у него не будет выхода. Она скажет, кто ее ударил и почему.
— Следовательно, ему лучше, если Сухова не жива.
— Да. Но тут есть неразрешимое противоречие. Ты бы назвал его жгучим. — Орлов слегка пошутил, однако Семенов не обратил на это внимания. — Кутепов подлежит розыску как государственный преступник. Остальное мне неведомо, но и этого достаточно. Как только он поймет, что ему не уйти и от этого обвинения, он пожалеет о Суховой. Зачем брать еще один тяжкий грех на душу?
— Но он может мерить по-другому. Семь бед — один ответ.
— Вряд ли. Не забывай: он адвокат.
— В таком случае нужно прямо объявить, что Сухова жива.
— Скрывать это ни к чему. Я должен уличить его во лжи насчет поезда. Тогда ему легче будет признаться. И больше мне здесь нечего делать.
Поездная бригада, которую искал Орлов, в понедельник 29 мая вернулась из Москвы в город К. Ей полагался трехсуточный отдых, но он был прерван. Бригадир и два проводника того вагона, в котором якобы ехал Кутепов, были вызваны в городское управление милиции, где дали письменные показания.
Помощник Орлова разыскал в Аэрофлоте корешок билета с фамилией Кутепова и переслал его подполковнику. Билет был на 22 мая.
Проводники утверждали, что отлично помнят свою смену за 21–23 мая. Одиннадцатое место оказалось незанятым, и они сообщили об этом, как положено, бригадиру. Бригадир по радиотелефону дал сводку о свободных местах на следующую станцию, где скорый поезд имеет трехминутную остановку. На этой станции место номер одиннадцать занял молодой мужчина. Контроля в ту поездку не было.
Собранных данных вполне хватало, чтобы опровергнуть алиби Кутепова.
Семенов в понедельник получил из города К. важное известие: посланные туда ключи подошли к замкам квартиры Нестеровых. Он доложил об этом Маркову.
Во вторник, 30 мая, Орлов и Семенов вновь приехали в Бутырскую тюрьму.
На этот раз Орлов начал не с вопросов. Он дал прочесть Кутепову показания железнодорожников и предъявил корешок авиабилета.
Кутепов читал, казалось, как-то нехотя. И на корешок поглядел безразлично. Подумав, он сам неожиданно задал вопрос, обращаясь к одному Орлову и избегая взгляда Семенова:
— Вы ведь из угрозыска?
— Да.
— В таком случае я хочу сделать заявление. Прошу дать бумаги.
Орлов положил на стол пачку зеленых разлинованных листков и шариковую ручку.
— Прошу. — Он поднялся из-за стола и жестом пригласил Кутепова.
Тот встал с привинченной к полу табуретки и пересел на место Орлова.
Вероятно, у Кутепова было продумано каждое слово. Писал он не отрываясь и без единой помарки.
Заявление было короткое:
«Ввиду того, что я располагаю важными сведениями, касающимися интересов государственной безопасности, прошу предоставить мне возможность дать показания следователю КГБ. Прошу также при решении моей дальнейшей участи принять во внимание, что это заявление сделано мною добровольно и по собственной инициативе».
Кутепов сел на свое прежнее место. За какие-нибудь две-три минуты он преобразился. Теперь он был торжественно-спокоен.
— Я не настаиваю, но не хотите ли вы здесь закрыть эпизод с покушением на Сухову? — спросил Орлов.
— Это не эпизод, — сказал Кутепов печальным тоном. — Это узел. Я все расскажу, но не сейчас.
— Ну что ж, пока идите.
Орлов вызвал конвоира. Кутепова увели в камеру.
— Нет, ты не даром ешь хлеб, — сказал Семенов.
— Стараемся. — Орлов подмигнул ему. — Потому мы и вернемся в родной город намного раньше вас. А вы, молодой человек, учитесь у стариков.
Но радоваться было еще рано.
Орлов действительно в тот же день уехал в К., оставив Семенову папку с собранными по делу материалами и все вещественные доказательства.
Третий раз Кутепова допрашивали в кабинете Маркова. Кроме полковника, был Семенов.
Начал Марков.
— В своем заявлении вы пишите, что имеете важные сведения. Что это за сведения и откуда они у вас?
— Мне кажется, я принимал участие во враждебной нашему государству акции. Ответить кратко на ваш вопрос мне затруднительно.
— Хорошо. Разобьем его на части. Каким образом вы стали участником этой акции?
