У трамвайной остановки Мария и Уткин ненадолго задержались, коротко поговорили и пошли дальше, — должно быть, Мария по просьбе Уткина решила на сей раз добираться до таксомоторного парка пешком. Судя издали, разговор их не отличался оживленностью, но продолжался он целых полчаса. Что было главным в этом разговоре, Мария рассказала Павлу после, когда Уткин уехал.
Представившись как давний друг Михаила, но не сообщив своего имени, Уткин спросил:
— Не могли бы вы дать мне его адрес?
— Я сама не знаю, — сухо сказала она.
— Как же так? Вы жена…
— Очень просто.
— Он что же, не пишет?
— Ни строчки. — Ей самой этот факт как будто впервые показался удивительным и нелепым.
— Сбежал?
— Да вроде того… А откуда же, между прочим, вы узнали мой адрес, если сейчас спрашиваете адрес Миши?
— Я ведь здесь жил… До того, как он уехал. Знал, куда ночевать ходит.
— Ага, понятно, — сказала Мария скучным голосом, едва сумев скрыть, как ей неловко сделалось из-за того, что собеседник врет столь неуклюже: ведь она переехала в эту двухкомнатную квартиру совсем недавно.
Минуты две они шли молча, потом Уткин сказал сочувственно:
— Простите за нескромный вопрос… И вы по-прежнему считаете его мужем?
— А что же делать? — сказала Мария.
— И он вам не помогает?
— Абсолютно.
Снова помолчав, Уткин сказал:
— Я сочиняю, я никогда не жил в вашем городе.
Мария удивилась:
— Не понимаю вас… Вам не кажется, что все это странно? Остановили на улице… Незнакомый человек…
— Михаил просил меня повидать вас, сказать, чтобы не беспокоились… Он сказал — вы знаете, где он…
Она остановилась, посмотрела ему в лицо.
— Прошу вас, прекратим это. Я ничего не хочу слушать.
— Вы можете передать ему через меня…
— Всего хорошего, — сказала Мария и перебежала на другую сторону улицы.
Уткин тем же вечером уехал из города поездом домой, через Москву.
Свой доклад Владимиру Гавриловичу Маркову в Москве Павел начал с такого заявления:
— Как хотите, а понять зарубежных хозяев Михаила невозможно.
— Почему?
— Смотрите, что получается. Уткин ездил к Марии для того, чтобы как-то и что-то там проверить, да?
— Предположим.
— Следовательно, они с самого начала, то есть с момента возвращения Михаила, не верят ему?
— Скажем, не до конца доверяют.
— Хорошо. Заметим это. Дальше: Уткин настолько уверен, что за ним никакого хвоста быть не может, что почти не проверялся. Что это значит? Как, по-вашему, Владимир Гаврилович?
— Они считают его надежно законспирированным.
— Как же так? — с подначкой спросил Павел. — Первый человек, которого увидел Уткин на нашей земле, был Михаил — подозреваемый Михаил. Значит, с первого шага Уткин должен быть на крючке. Или я неправильно рассуждаю?
— Вроде все на месте.
— Тогда где же логика?
— Действительно не вяжется, — согласился Марков.
— Дальше. Я могу построить еще одно рассуждение — и опять получится совершенно кособокая вещь.
— Например?
— Примем как данное, что они считают Уткина засвеченным. Значит, легко сообразить, что мы Марию предупредили о его визите. К чему тогда вся эта петрушка?
— А ты не допускаешь…
— Простите, Владимир Гаврилович, я знаю, что вы хотите сказать. Все проверено: Уткин приехал один, за нами хвоста не было.
— Стало быть, остается признать, что Уткин ездил с честными намерениями? — поддразнивая Павла, спросил Марков.
— В таком случае я вообще отказываюсь понимать высокий полет мысли тех гениев, которые велели Уткину съездить к Марии. Набор вопросов был примитивный.
Когда Павел переходил на столь изящный слог, это значило, что обсуждаемый вопрос в силу своей абсурдности перестал его волновать. Сообразуясь с этим, Марков предложил:
— А теперь все-таки начнем сначала. Расскажи по порядку.
— Я записал для точности.
Павел вынул из кармана вчетверо сложенный листок, где был зафиксирован разговор Уткина с Марией, — дословно, с ремарками, сделанными Марией.
В ответ Марков дал Павлу прочесть одно из писем Михаила Тульева, в котором тот сообщал о подозрениях Себастьяна относительно него, о проверках на лояльность и о глухой борьбе между Себастьяном и Монахом.
— Может быть, ты прав насчет того, что Себастьян немного не в ладах со здравым смыслом, — сказал Марков в заключение беседы. — Что касается примитива, тут я затрудняюсь… Во-первых, в таких делах до сих пор действует старое правило: чем проще, тем вернее. Во-вторых, мы еще не знаем, с какими целями посылали Уткина к Марии. Может, проверка Марии — только предлог, а главная задача совсем в другом. Мы знаем не все.
