Дошли до рыночной арки, которая была на той стороне улицы, и остановились, чтобы пропустить машины. И тут Семенов сказал:
— Возьмите сумку в левую руку.
Линда Николаевна как бы не расслышала, следя за потоком транспорта.
— Я говорю: возьмите вашу сумочку в левую руку, — повторил Семенов.
— Что это вы нервный такой? — спросила Линда Николаевна.
— Прошу вас, — уже сквозь зубы сказал Семенов.
Она взяла сумочку в левую руку.
Поток машин прервался. Они пересекли улицу и пошли мимо арки, потом краем площади по ее широкой дуге — справа магазинчики и мастерские, слева заставленная автобусами, пышущая масляно-бензинным смрадом асфальтовая жаровня.
— Где мы с вами должны расстаться? — тихо спросил Семенов.
— Вон там, на автовокзале.
— Вы отсюда идите прямо к себе домой. Так будет лучше.
— Неужели одну отпускаете? — Вопрос Линды Николаевны был полон иронии.
— Не беспокойтесь, у вас будет подходящая компания. Только очень прошу: когда мы расстанемся, сумочку из руки в руку не перекладывайте.
Она ничего не ответила.
У здания автовокзала Семенов остановился в тени широкого козырька над входом, а Линда Николаевна продолжала путь по дугообразному тротуару, окаймлявшему площадь. Вслед за ней пошел один из товарищей Семенова. Отойдя метров на двадцать, она все-таки взяла сумочку в правую руку. Семенов провожал ее злым взглядом, пока она не достигла улицы и не скрылась за угловым домом. Он переглянулся с другим своим товарищем. Тот дал знак, что понял.
Тут же он услышал за спиной спокойный голос:
— Товарищ Воробьев?
Обернувшись, он увидел перед собой Брокмана и спросил:
— Вы Никитин?
Вместо ответа Брокман сам задал вопрос:
— Привезли для меня что-нибудь?
Семенов похлопал по карману переброшенного через руку плаща.
— Четыре тюбика. И кое-что на словах. Где бы нам поговорить?
— Отойдем.
Брокман повел его за автовокзал. Семенов, следуя в двух шагах сзади, обратил внимание, что Брокман был налегке. В руке свернутая трубкой клеенчатая сумка, но не совсем пустая, что-то в нее было завернуто.
Обогнув здание, они очутились на маленькой, посыпанной песком площадке, окруженной чахлыми молоденькими тополями, не дававшими тени.
— Отдать? — спросил Семенов.
— Подожди, не здесь. Что такое ты хочешь передать на словах?
Семенов опять похлопал по карманам плаща.
— С этим надо обращаться осторожно.
— Хорошо. Что еще?
— Там волнуются — от тебя нет сообщений.
— Кто волнуется?
— Монах.
— Та-а-ак… Все?
— Сказано: ты должен что-то передать.
— Что именно?
В интонациях Брокмана слышалась двусмысленность. Не поймешь, то ли он принимает этот разговор всерьез, то ли просто не мешает валять дурака. Но дело начато — надо пробовать дальше.
— Какие-то расчеты ждут, — сказал Семенов. — А о чем речь, не знаю.
Брокман задумчиво поглядел на него.
— Так-так-так… Вот что, Воробьев, прокатимся за город.
Минут через десять они ехали в душном, скрипящем и стонущем автобусе по шоссе к селу Пашину, недалеко от которого Брокман в мае заложил под дубом тайник.
Сошли на той же остановке и зашагали к лесу. Брокман шел сзади.
— Мы далеко? — спросил Семенов, когда до леса оставалось совсем ничего. — У меня, знаешь, времени в обрез.
— Пошли дальше, — сказал Брокман и показал рукой, чтобы Семенов, как и прежде, следовал впереди. Семенов заметил: сумки в руке у него уже нет, вероятно, бросил по дороге, но рука не пустая, что-то зажато в кулаке.
— Ты что, конвоируешь меня? — пошутил Семенов.
— Давай-давай.
Надо было кончать… Продолжение не имело смысла. Брокман вел его в лес не для того, чтобы делиться секретами.
Семенов дал сигнал своему товарищу, а сам резко швырнул свернутый плащ в лицо Брокману, чтобы ослепить, приемом дзюдо свалил его на землю. Подоспевший товарищ помог обезоружить Брокмана и скрутить ему руки.
