От родителей из Жмеринки приходило множество писем. Сначала мать, а затем и отец заклинали Франца вернуться. Потрясенная мать никак не могла взять в толк, что ее сын потерял там, в далеких землях. Перед отъездом, когда Франц показал железнодорожный билет и поведал куда он едет, мать воскликнула: “Господи! Когда я училась в школе, туда сослали отца моей подруги. Это так далеко и так страшно!” На поверку оказалось куда страшней жить в центральных регионах страны. В Казахстане дышать было легче. Легче от обилия степных ветров и по причине обдуманной скидки на отсталость народов окраины. Меньше лезли в душу, платили больше, а если человек оступался, попадал за решетку, долго не мучили — в краткие сроки отправляли на безымянные лагерные погосты.
Когда Франц немного втянулся в работу, его здоровый от природы организм затребовал свое. Вечером со своим новым товарищем Валерием Вейсгеймом, токарем завода отопительного оборудования, они выпивали по стакану портвейна и, как большинство молодежи, бесцельно бродили по улицам.
У подъезда, покрытой угольной пылью пятиэтажки, сидели две девушки. Выпитое вино сказывалось, Франц чувствовал себя раскованно.
— Привет, мышки! Вы не нас ожидаете? Давайте выпьем, а затем что-то придумаем, — сказал Франц.
Трезвым, знакомясь с девушкой, Франц всегда чувствовал неловкость. Будучи художником, он, как и большинство людей, обладающих этим даром, имел натуру идеалиста. Он искал ту, которая могла обитать на Олимпе[15] или в глубинах космоса. Но стоило ему прибегнуть к помощи Бахуса[16], описанное выше качество испарялось, словно вода, разлитая на спираль электроплиты.
Франц женщинам очень нравился. В порывистом, молодом человеке с задумчивыми серыми глазами угадывался страстный, утонченный любовник.
Несмотря на опьянение, Франц не терял галантности. Впрочем, для девиц подобного рода галантность и острота ума были не что иное, как обстоятельства, приводящие в смятение.
Валерий Вейсгейм в обществе девушек мгновенно терялся. Чем это объяснить, Франц не знал. Оставалось лишь догадываться, делая выводы из рассказов Вейсгейма о его детстве и юности. Его отец систематически избивал мать. Вплоть до совершеннолетия он был буферной зоной, защищая мать от зверств отца. Детства и юности не было. Отсюда замкнутость, стремление к одиночеству.
В кафе они не попали. Распить купленное вино оставалось только в подъезде. Когда они вошли в освещенный подъезд, Франц внимательно рассмотрел ту из девушек, которая представилась Наташей. Девушка оказалась потрясающе красива. Огромные, миндалевидные глаза были теми глазами, которые с детства грезились художнику, о которых он тайно мечтал. Ее лицо смело можно было назвать классическим. Франц понял: перед ним не знающий себе цены самородок. Незамеченной такая девушка могла оказаться только в глубинке огромной страны.
Они поднялись на лестничную площадку третьего этажа и распили первую бутылку. Где-то этажом или двумя выше веселилась такая-же неприкаянная компания. Сквозняком принесло запах дыма с примесью конопли. Девушки оживились.
— Эй, Тагир, это ты там наверху? Валите сюда, курнем вместе!
Сверху ответили:
— Лорка, что ли… Поднимайтесь к нам, забьем по косячку.
Они поднялись. На площадке четвертого этажа, прислонившись к стене, стояли два парня.
— Познакомьтесь, это Тагир и Фуат с нашего микрорайона.
Парни были двоюродными братьями. Высокого роста, с крючковатым носом Тагир и худой, вертлявый Фуат.
— Ты аткуда, земляк, мы что-то раньше тебя здесь не видели.
— Я приехал с Украины недавно, пару месяцев назад.
— С какого города?
— Есть такой городишко на юго-западе Украины. Называется Жмеринка.
— Ты серьезно из этого города? — Фуат ударил Франца по плечу. — Из твоего города со мной пацаны служили. Отличные ребята.
Контакт был установлен.
Марихуану Франц пробовал впервые. Из носка Тагир вытащил целлофановый пакет, из которого извлек темнокоричневый шарик спрессованного зелья. Комок тщательно раскрошил и смешал с табаком. Они пустили “косяк” на пятерых.
— А теперь держи, Франек, “пяточку”, — протянул Тагир папиросу, в которой оставалось на несколько затяжек.
