Титов бросил на него недобрый взгляд, плотно сжав зубы, чтобы не сорваться и не ответить грубостью. Но в этот момент один из грузинов, вор в законе по кличке Бивень, поцокав языком, произнес:
— Э-э, нехорошо шутишь, плохой юмор у тебя.
— Это не юмор, — ответил Тихонов, — это констатация факта. Ну да ладно, теперь, я полагаю, слово надо гостям предоставить.
Креселидзе и Жордания обменялись взглядами, и последний кивнул, давая понять, чтобы говорил Креселидзе. Тот обвел взглядом окружающих.
— Мы приехали к вам в город не впервые, — произнес Бивень. — До этого мы были гостями нашего друга Тенгиза Сохадзе. У нас с ним был маленький бизнес. Тенгиз был хороший человек, и мы могли доверить ему свои деньги.
Креселидзе взял паузу, помолчал, давая понять, что собирается говорить о теме для него трагичной, затем не спеша продолжил:
— Но Тенгиза с нами уже нет, земля ему пухом. Дело Тенгиза осталось без хозяина. Вот мы и решили помочь его племяннику Алику продолжить дело Тенгиза. А к кому мы могли обратиться в этом городе? Только к друзьям Тенгиза. Кто еще может помочь в трудную минуту?
Слушая Креселидзе, Титов обратил внимание на то, что во время разговора у грузина верхняя губа задиралась, обнажая ряд крепких белых зубов, среди которых выделялись два мощных резца, чуть криво расположенных. Видимо, из-за них Креселидзе и получил кличку Бивень. В сочетании с его неспешной, властной манерой разговора и цепким взглядом это наверняка производило сильное впечатление на собеседников, большинство из которых не вводила в заблуждение подчеркнутая вежливость в общении вора в законе. Этот человек, как и его молчаливый напарник по кличке Жорж, мог быть беспощадным и жестоким, и с ним надо было держать ухо востро.
Однако, похоже, Тихон этого не понимал, поскольку Бивень еще не успел закончить свою речь, как Толик тут же громогласно произнес:
— Поможем, поможем, мужики. Братанов в беде не бросаем. Тенгизик нормальный мужик был. И поэтому, если что, пусть Алик ко мне обращается, решим проблемы.
Бивень лишь кивнул головой, выслушав речь Тихона, и перевел взгляд на Гаврилова.
За темными очками, скрывавшими глаза Гаврилова, невозможно было разглядеть, какие чувства и мысли они выражают. Лицо его было непроницаемо и малоподвижно.
— Ты меня, Мераб, не первый год знаешь, — заговорил он. — Корешам своим я в помощи никогда не отказывал. Люди должны помогать друг другу… Но и туфту задвигать вам я не собираюсь. Скажу честно, времена настали мутные. Мне пришлось в силу обстоятельств залечь на дно, отойти от дел. Поэтому возможности у меня сейчас не те, что были раньше.
— Нерадостные слова ты нам говоришь, — подал голос Жордания. Все это время он наблюдал за Гавриловым, пытаясь понять, что тот недоговаривает.
Но Гаврилов неожиданно сам разоткровенничался.
— Да какая тут радость, — с жаром произнес он, — когда тебя вынуждают щемиться, как волка затравленного, по тайным хатам скрываться, дома не живя. Меня месяц назад завалить хотели, бомбу мне подложили. Проехал бы я чуть медленнее — и не сидел бы здесь сейчас. Шофер мой, молодец, неожиданно по газам ударил, заподозрил что-то, и игрушка рванула уже за моей машиной, а не под ней. Мы уже успели выскочить и в кювет залечь, когда бензобак рванул.
— Ты выяснил, кто этот паскуда, подложивший тебе бомбу? — спросил ровным голосом Жорж.
— Нечего и выяснять, — ухмыльнулся Гаврилов, — и без этого ясно кто. Тот, кто у нас, здесь присутствующих, «нефтянку» отжал. Тот, кто Тенгизика замочил и Крестного чуть на тот свет не отправил. Войну-то за местную нефть мы проиграли.
— Мы слышали о ваших неладах с москвичами из-за местной нефтяной фирмы, — сказал Жорж. — А почему не сели вместе с ними за стол, не поговорили? Умные люди всегда договариваются, если хотят.
— Поговорить они были готовы, — усмехнувшись, вставил свою фразу Титов, — но договариваться в их планы не входило. Наши предложения задевали интересы многих местных чиновников. А они интересы свои блюдут очень строго.
— Поэтому была дана команда «фас», и местная контора взялась за дело, — продолжил Гаврилов. — Беспредел творили такой, что дальше некуда. Чем все закончилось для нас, вам известно уже. Для всех по-разному, но ни для кого хорошо. Словом, всем досталось.
