После ухода отряда Милорна в лагере осталось девяносто эльфов, двадцать из которых ещё не оправились от ран и не могли взяться за оружие. Улухай имел в своём распоряжении всего восемнадцать бойцов, и мир держался только на страхе передо мною и плохим физическим состоянием эльфов. Однако многие дроу за последние дни залечили раны, а их охотничьи партии быстро обеспечили лагерь свежим мясом, которым они с большой неохотой делились с таргами. Постепенно атмосфера в лагере стала накаляться, и Улухаю только чудом удавалось избежать кровопролития. Прибытие отряда Марула кардинально поменяло расклад сил в лагере, и в случае конфликта сотне таргов могли противостоять только семьдесят дроу, которые ещё не до конца восстановили свои силы после плена.
Моё возвращение оказалось очень своевременным, и я, выяснив обстановку, приказал дроу приготовиться утром покинуть лагерь, хотя среди эльфов было восемь лежачих раненых, не способных передвигаться самостоятельно, но я дал команду соорудить для них носилки.
Всю ночь лагерь гудел как растревоженный улей, а я вместо того, чтобы выспаться, писал письма Наре и Арданаю, параллельно рассказывая Марулу о бойне, устроенной бандитами на злосчастном лугу, где нам чудом удалось спасти часть женщин и детей эльфов от полного уничтожения. Марул только качал головой, слушая мой рассказ, но особого горя по этому поводу на его лице я не заметил. Затем мы обсуждали маршрут, по которому ему предстояло вести свой отряд на соединение с основными силами таргов.
После землетрясения, вызванного разрушением башни магической академии, проход в горах, по которому мы спустились в долину реки Нерей, скорее всего, был завален, и у отряда Марула просто не стало выбора. В сложившейся ситуации тарги могли идти только вдоль реки по дороге на Латр и, не доходя до города, свернуть на север, к Арису. Половину пути до Латра я уже проходил с эльфами Милорна и уточнил для командира таргов некоторые ориентиры.
Мои разговоры с Марулом закончились далеко за полночь, после чего я отправился проверять, как дроу готовятся к походу. Воины, с которыми я вернулся в лагерь, похоже, уже во всех красках рассказали о побоище на лугу, и я постоянно ощущал спиной недружелюбные взгляды, хотя мои приказы выполнялись с космической скоростью, и мне не приходилось повторять их дважды. С первыми лучами солнца я приказал дроу покинуть лагерь и, простившись с Марулом и Улухаем, догнал колонну, уходящую в лес.
Дорога до места встречи с дозорными Милорна заняла у нас почти неделю. Поначалу наш отряд сковывали раненые, которых мы несли на носилках, но на четвёртые сутки мне удалось поставить их на ноги, и скорость передвижения значительно увеличилась. К концу шестого дня наши разведчики встретили дозорных Милорна, а ещё через сутки мы были уже в основном лагере, который дроу устроили в небольшой долине между заросшими лесом холмами. Милорн выбрал отличное место для того, чтобы укрыться от посторонних взглядов, и, не зная дороги, которая проходила по дну ручья, текущего из родника на холме, пройти в лагерь было практически невозможно.
Первые три дня, проведённые в долине, я помню смутно, наверное, включились защитные механизмы организма, который до этого работал на пределе своих возможностей. Весь первый день я, как зомби, бродил по лагерю, отдавая какие-то приказания и выслушивая доклады, а следующие двое суток в основном ел и спал, как сурок. Милорн и Эланриль быстро поняли, что толку от Великого Ингара сейчас никакого, поэтому перестали донимать меня повседневной рутиной. Только на четвёртый день моя голова стала что-то соображать и смогла анализировать сложившуюся обстановку. Осмотревшись, я быстро понял, что моё вмешательство в повседневную жизнь дроу не требуется, и, подавив командный зуд, занялся собой, любимым.
Воины Милорна охраняли долину и обеспечивали дроу пищей, а в самом лагере безраздельно властвовала Эланриль. К нашему приходу принцесса поставила на ноги всех женщин и детей, за исключением трёх особо тяжёлых случаев, связанных с психическими расстройствами у матерей, которые потеряли своих детей. Справиться с лечением психических болезней мог только Господь Бог и время, которое, говорят, лечит даже душевные раны.
