Самое смешное, что она ему поверила. И, когда через два месяца, уже дома, он снова отчалил в неизвестном направлении и вернулся в очень похожем потрепанном виде, поверила снова... Потом его исчезновения стали носить периодический характер и объяснить их, даже с помощью простой цепи досадных совпадений уже не представлялось возможным.
Александр прошел в спальню, надел дурацкий фиолетовый плащ с серебряной застежкой, привезенный из Чехии, сафьяновые сапоги, видимо, для безопасности взял спрятанный в ножнах и упакованный в пластиковую сумку, короткий меч и торопливо направился к выходу. На маскарад? Да кто его знает. Это дурацкое одеяние, шутовская внешность плюс холодное оружие, с которым Александр в подобных вылазках никогда не расставался, не давали Софье покоя.
Да как, в самом деле, логически можно объяснить все это представление? Александр говорил... Господи, да какая разница, что он нес в оправдание о вечерних тренировках и тому подобном? Пару раз его ранило, один - весьма серьезно, она видела длинные уродливые шрамы, пересекавшие бедро и грудь. Появились они внезапно, в одно из долгих его отсутствий и не изменились с тех пор ни на йоту, эти старые боевые рубцы. Наследство от недолгого пребывания в Таджикистане, ты просто не заметила, да кто бы говорил! Она-то прекрасно помнила, вспоминала всякий раз, когда он уходил на несколько бесконечно долгих часов в никуда, каждый сантиметр его атлетически сложенного тела.
А самое обидное, из него совершенно невозможно ничего вытянуть. Врет, конечно, всегда врет, краснеет и запинается, но сказать все равно не хочет. Нарочно доводит ее до слез.
Господи, когда же все, наконец, закончится? Если бы он напивался или с завидной регулярностью тискал в гостинице местных шлюх, это еще можно было хотя бы понять. Но ничего не было, ей говорили, ее уверяли опытнейшие из опытнейших, профессионалы своего дела, великолепные ищейки, на счету которых - не одно раскрытое дело из разряда "семейных". Шеф сыскного агентства после трехмесячных бесплодных розысков прибыл лично завизировать бессилие своей организации и только руками развел, - нет, мол, никаких следов, как сквозь землю человек исчезает, точно в подпространство. Свернул за угол - и растаял в темноте.
Раз, только раз, видели, как он заходил в какой-то дом, а потом выходил из него - между этими событиями каждая квартира небольшого одноэтажного строения была просто перевернута вверх дном - в этой стране все возможно, были бы средства, - и... новое недоуменное выражение лица их шефа.
Затем шеф повернулся, по-военному четко, и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
Дверь щелкнула и сейчас. За Александром, отправившимся на свой непонятный, порой опасный, но все же чертовски привлекательный карнавал. Куда?
Софья еще минуту сидела неподвижно в кресле, глядя на пустой экран телевизора, затем включила его. И вздрогнула, заслышав громкие крики на пока еще черном экране. Изображение появилось: в прорезаемом сверкающими очередями трассирующих пуль помещении метались какие-то люди, неожиданно замирали и падали... А ведь Александр еще выезжал в какие-то командировки, раз в год обязательно, оставляя ее в безотчетной тревоге и снедающем душу страхе за его жизнь. Последний раз он вот так вот исчезал месяц назад. С тех самых пор она с глухим нетерпением ждала этого нового сигнала, его вспышки непонятной активности ближе к вечеру, точно муж ее получал ведомый ему одному сигнал и начинал сызнова свое представление. Ритуал ухода, беготня по квартире, ненавистный ей маскарад. И прощальные слова перед распахнутой дверью.
Александр говорил тогда, что едет в Черновцы - какого рожна ему надо там - совершенно непонятно. Его не было двенадцать дней. Он вернулся утром, Софья только вставала, поспешно спрятал меч (Господи, куда бы ни вышел, непременно берет с собой эту железку) и молча бросился к ней на кровать.
В этот самый момент ей показалось на мгновение.... То самое, глухое, неясное, но мерзкое, отвратительное, о чем она никогда не говорила вслух, но что ощущала буквально каждой клеточкой своего тела. И в его объятиях, и в поцелуях, и в словах, в движениях губ, рук, позах, походке, во всем... нечто неуловимое как холодок по всему телу.
