– Искать по тюрьмам бесполезно, – заключил Мюнстер. – Насчет отпечатков пальцев – это, в общем, только предположение.
Ван Вейтерен согласно кивнул.
– А что ковер?
– Ха… – вырвалось у Мюнстера. – О нем мы знаем очень многое. Комиссар желает услышать?
– Пожалуйста, вкратце.
– Ковер из овечьей шерсти. Довольно низкого качества, когда-то был серо-синим. Метр шестьдесят на метр девяносто. Вероятное время использования – три-четыре года. Клейма производителя нет, довольно изношенный еще до… последнего применения.
– Хм… – прокомментировал Ван Вейтерен.
– На ковре имеются следы собачьей шерсти и еще пяти – десяти субстанций, которые можно найти в любом доме. Кстати, для перевязывания свертка использовали кусок коричневой веревки. Обмотали два раза, чтобы выдержала. Обычная веревка. В стране такой продают двести тысяч метров в год.
Комиссар закурил:
– Еще что-нибудь от Меуссе?
– Еще бы, – ответил Мюнстер. – Сделан анализ ДНК и получен весь его генетический код, если я правильно понял. Проблема в том, что его не с чем сопоставить. Нет таких баз данных.
– Ну и слава богу, – сказал Ван Вейтерен.
– Да, я тоже так считаю, – согласился Мюнстер. – В любом случае, мы знаем об этом проклятом теле все, что можно узнать…
– Кроме того, кому оно принадлежало, – подсказал Ван Вейтерен.
– Да, кроме этого, – вздохнул Мюнстер.
– А в объявлениях говорилось об одном яичке? Я сам не видел.
– Нет, – ответил Мюнстер. – Мы решили приберечь эту информацию, чтобы быть уверенными, когда появится правильная версия, но кажется, она частично просочилась к журналистам.
Ван Вейтерен немного призадумался.
– Должно быть, парень был чертовски одинок. Невероятно одинок.
– Я читал… Случается, мертвые лежат по два-три года, и никто о них не спохватывается, – поведал Мюнстер.
Ван Вейтерен мрачно кивнул. Подозвал официантку и заказал еще два пива.
– Я не уверен, что буду… – попытался возразить Мюнстер.
– Я угощаю, – пояснил комиссар, и на этом вопрос был закрыт. – А ты вообще уверен, что о нем кто-нибудь где-нибудь заявлял как о пропавшем без вести?
Мюнстер задумчиво смотрел в окно и слегка медлил с ответом.
– Не уверен. Я тоже об этом подумал, и мне, правда, кажется, что никто и нигде.
– Конечно, это может быть и иностранец, – предположил Ван Вейтерен. – Границы сейчас настолько открыты, что кто угодно может въехать с трупом в багажнике.
Мюнстер кивнул.
– Что собираетесь делать дальше?
Мюнстер пожал плечами:
– Наверное, приостановим дело. Роот уже занят другим. Хиллер хочет, чтобы я с завтрашнего дня вошел в группу Рейнхарта. Вероятно, телу придется полежать пока в холодильнике и подождать подходящего случая.
Ван Вейтерен одобрительно кивнул.
– Правильно, интендант, – согласился он, поднимая бокал. – Чертовски правильно сформулировано! Полежать в холодильнике до подходящего случая – кто может предположить, что после его смерти все будет именно так? Наверное, и он сам не думал не гадал. В любом случае выпьем.
– Выпьем, – отозвался Мюнстер.
– А у комиссара есть какие-нибудь предложения? – спросил он уже по дороге к выходу.
Ван Вейтерен почесал в затылке:
– Нет. Ты сам сказал: надо набраться терпения. Куры не несут яйца быстрее, если стоять у них над душой.
– Откуда такие сравнения?
– Сам не знаю, – ответил довольный Ван Вейтерен. – У нас, поэтов, всегда так. Само приходит.
9
На первое сообщение она не среагировала. То есть на несколько строк в вечерней газете, которые она прочла в такси по дороге из аэропорта. Это мог быть кто угодно.
Потом она заволновалась. Распаковав багаж и приняв свои две таблетки, она взялась за стопку ежедневных газет, аккуратно сложенных горничной на столе.
Она устроилась у камина в кресле в стиле бидермейер и начала изучать их одну за другой – тут и появились дурные предчувствия. Конечно, наверняка все это не больше чем фантазия, навязчивая идея или что-то в этом роде, вызванное угрызениями совести. Этим смутным чувством вины, которое хоть и не имело на то права, но постоянно ее преследовало… в той или иной степени… и никогда не оставляло в покое. Она хотела бы от него избавиться. Чтобы оно решило смилостивиться и раз и навсегда оставить ее. Раз и навсегда.
