— А почему в милицию не заявила? — недоверчиво спросил Георгий.
— Так, стыдно, говорит, — чуть успокоилась Галина, провела ладошкой по натертой воротом шее. А у Витьки участковый в приятелях. Он и слушать не станет. А писать, мол, не умею, да и кому там писать, жаловаться. А в город поехать никак не решалась. Тебя оставить одного боялась, вот.
— А почему сказала, что убил? — продолжил допрос Георгий.
— А он, пока ты в дурдоме… ну, в больнице был, по пьянке обмолвился. Я, говорит, и самого, как старуху его, грохну. Это про тебя, — уточнила тетка. — Больно он злой был.
— Вот, значит, как, — протянул Георгий. Он повернулся и двинулся к дверям.
— Только, ты имей в виду, — вновь вскинулась по-крестьянски осторожная тетка. — Я показаний давать не буду.
Георгий, уже не слушая причитаний бывшей одноклассницы, вышел в сенцы, осторожно прикрыв скрипящую дверь. Он точно знал, что будет делать, и ничуть не сомневался в верности своего решения.
Свет в окошке Витькиной хаты показал — хозяин дома. Георгий неторопливо прошел через двор и поднялся на крыльцо. Собаки он не боялся. Однако, обошлось. Видимо содержать кабыздоха местный алкаш посчитал накладным.
— Ну, и славно, — криво дернул щекой Георгий. — Собака ни при чем.
Дверь отворилась легко. Сидящие за столом, уставленным бутылками и закуской, приятели одновременно вскинули головы на вошедшего.
Первым среагировал рыжий. Он дернул руку под стол и вытянул на свет старую, облезлую двустволку. Но вскинуть не успел. Как умудрился внешне неповоротливый толстячок преодолеть те несколько метров от порога, они и не поняли. Страшный удар в челюсть опрокинул держащего ствол красномордого здоровяка на пол. Ухнул из стволов сноп огня. И тут голова сидящего напротив Витьки вспыхнула кровавыми брызгами.
Поползла по комнате кислая пелена сгоревшего пороха.
Георгий, который в последний момент успел присесть и уйти с линии стрельбы, приподнялся с колен и наклонился над упавшим на спину мордатым стрелком.
Глаза, обрамленные редкими рыжими ресницами, невидяще уставились в потолок, а под затылком уже натекла приличная лужица темной крови.
— Хм, — Георгий приложил палец к колючей шее. — Жаль. Легко ушли, — вырвалась у него бездумная фраза. Он еще раз осмотрел место происшествия: — Нормально. Выпили, заспорили. Аргументы оказались смертельными.
Он еще раз укоризненно вздохнул и вышел из дома в ночную темноту.
Водитель Серега Иволгин, матерясь всеми известными ему выражениями, в очередной раз выжал педаль тормоза, притирая махину груженой до упора "Скании" к запорошенной снегом обочине.
Вылетел клапан гидравлики. Уже пятый раз за неполные два часа.
"Теперь опять стоять, "набивать" в систему давление", — скрипя зубами, Сергей протиснулся в спальный отсек и отыскал в полутьме запрятанную импортными конструкторами в дальний угол блямбу редуктора.
А виноват во всем был сменщик. Вовка, безбожно "квасящий" в свободные от перегона дни, траванулся паленой водкой и в рейс выйти не смог. Подводить напарника Сереге не хотелось, и драйвер решил не искать замену, а сгонять в двухдневный рейс в одиночку.
— Вот и сгонял, — в сердцах сплюнул Иволгин. — Руки оторвать этим шведам, нужен им был этот клапан?
Конечно, будь у Сереги напарник, вопросов бы и не возникло. Стоило прижать начинающий подтравливать рычаг, и можно без проблем ехать дальше. Но как это сделать в одиночку, да еще на ходу, если сам механизм запрятан в другом конце немаленькой кабины.
Мучения водителя усугублялись не только перерасходом топлива. С этим еще можно было как-то смириться. Тревожило отставание от графика. Груз, двадцатитонная гранитная глыба, вырубленная в местном карьере, обязан быть утром погружен на платформу, которая, в свою очередь, прицеплена к составу, следующему, ни много ни мало, аж в саму столицу. Попробуй тут опоздать. Мало не покажется. И дело даже не в деньгах. Курировал вопрос доставки местный авторитет, славящийся крутым нравом и жесткими повадками. Этот вполне мог усмотреть в опоздании угрозу своему авторитету перед Москвичами, заказавшими монолит для своих скорбных нужд, и устроить обидчику геноцид. Тогда плохо будет всем и в первую очередь ему, Сереге.
