Вечером я первый раз занялся медитацией, а утром все пришлось отложить: как я и предполагал, все мышцы болели и умоляли их не трогать. Постанывая, я все-таки сделал легкий массаж, но за занятия взялся только часов в пять вечера.
Три следующих дня прошли одинаково. Я старался как можно больше заниматься своим телом, уже притерпевшись к боли, ненадолго выходил по утрам на прогулки, а остальное время или сидел у телевизора, или пропадал в библиотеке Дома офицеров. Читал я там не книги, а газеты «Известия» за этот год. На четвертый день ко мне забежал Игорь Кулешин.
— Проходи, Игорек, — сказала мама, открывшая ему дверь. — Гена в своей комнате.
— Я уже здесь, — сказал я, заходя в коридор. — Привет! Пошли на улицу.
— Ты чего это девчонкам наболтал? — спросил он, когда мы прошли за дом и сели на лавку возле забора. — Про свою любовь?
— А от кого ты это слышал?
— Ходил в городок и встретил Светку Зимакову.
— Все ясно, — сказал я. — Классический испорченный телефон. Не понял? Я со Светкой ни о чем не разговаривал, я ее вообще со школы еще не видел. А тем, с кем разговаривал, я о своей любви не сказал ни слова. Болтушки.
— До школы четыре дня, а из ребят никого нет! — пожаловался он. — Скука! Как ты здесь только за лето один не свихнулся? Наверное, всю библиотеку перечитал. Не хочешь погонять мяч?
— Ногу потянул, — соврал я.
Тело продолжало болеть, хоть уже и меньше, и гонять мяч с Игорем, который был выше и сильнее меня, не было никакого желания. Я его развеселил, рассказав несколько анекдотов, после чего, сославшись на больную ногу, ушел домой. Никакого интереса или желания общаться он у меня не вызвал.
— Что так быстро? — спросила мама. — То раньше вас домой не загонишь, а теперь ты из своей комнаты не вылезаешь.
— Давай я тебе на пианино сыграю? — предложил я. — Одним пальцем.
— Одним пальцем и твой отец может, — засмеялась она. — Собачий вальс. А у тебя что?
— Не знаю, — соврал я. — Нашел ноты и разучил
Я ей сыграл одну из разученных мелодий. Маме понравилось, а я был разочарован. На моем электронном инструменте все звучало совсем иначе.
— Жаль, что нет гитары, — сказал я. — Можно было бы попробовать. А то стоит этот гроб и столько места занимает зря.
— Мы его продадим, — ответила мама. — Уже есть покупатель. Жаль, но кто же знал, что Таня не захочет заниматься дальше.
— Она, по-моему, с самого начала таким желанием не сильно горела, — сказал я. — Это больше было ваше желание. А теперь наверняка продадим за меньшую цену.
Мама пошла к зазвонившему телефону, а я вернулся в свою комнату.
Я все-таки начал работу с тетрадкой, используя для этого время, когда мамы не было дома. И сразу же возникли сложности. Что-то я помнил очень хорошо, вплоть до дат, что-то вспоминалось хуже. Я хотел сначала изложить все значимые события последующих семидесяти лет, а уже потом писать об открытиях и технологиях. Были и мысли, как и кому потом все это передать, чтобы мои тетради попали куда нужно, а не отправились в мусор. В самом начале я пояснил, что если дата поставлена со знаком вопроса, это значит, что она может немного отличаться от написанной. Сначала работа шла тяжело, потом я втянулся, и стало легче. Плохо было то, что скоро от писанины с непривычки начали болеть пальцы.
Хотя я занимался своим телом только неделю, помимо боли от этих занятий начали появляться и другие результаты. Я уже мог отжиматься по десять раз и выполнял почти все асаны, хоть и очень недолго. Отца во время моих занятий дома не было, а мама интересовалась тем, что я делаю, гораздо меньше, чем я думал, хотя, как я узнал позже, похвасталась подругам, что сын занялся спортом.
В понедельник за день до школы я был в квартире один. Куда убежала Танька, я не знал, а мама ушла в магазин за продуктами. Мою помощь она отклонила. Я только хотел воспользоваться ее уходом и немного пописать, как затарахтел дверной звонок. Я открыл дверь и увидел Черезову.
— Разрешишь войти? — спросила она. — Или ты меня теперь и на порог не пустишь?
— Заходи, — посторонился я, давая ей пройти. — Могла бы и позвонить. Ты начистила перышки, а я в старом трико.
