— Зачем мы лезем на эту башню? Сегодня слишком жарко для ходьбы по лестницам.
— Ты прекрасно знаешь. Я говорил тебе вчера. Не помнишь?
— Я не слушал.
Фабрицио вздохнул. Омеро смотрел на него. Глаза священника слезились, всегда, и днем и ночью.
— Омеро, откуда мне знать, будешь ты на этот раз слушать, или я потрачу слова впустую, рассказывая все заново?
— Вы и впрямь жестокий хозяин. Можно мы остановимся здесь и поедим?
— Нет. Перестань ныть. Мы должны подняться на самый верх для лучшего обзора.
— Если бы вы несли корзину…
— Ладно. Давай ее сюда. — Дон Фабрицио взял у него корзину. — Сначала набиваешь ее до отказа, а потом заставляешь меня ее тащить. Возьми карты звездного неба.
Прежде чем поднять корзину, он положил поверх еды длинный предмет.
Они пробирались на вершину башни, стены и потолок которой были выложены из красно-коричневого кирпича.
— Так вы скажете, что мы там увидим или я должен оставаться в неведении до конца этого… восхождения?
Он произнес последнее слово, подняв палец вверх, словно сию минуту узнал что-то новое.
— Да, да. Мы будем смотреть на комету высоко в небе. Родольфо сказал, что сегодня вечером прилетит великая комета. Не забыл его? Я спас ему жизнь, помнишь? Очень странный юноша, его называют «Человек тростника». — Священник сделал паузу. — Ты хотя бы слушаешь?
— А? Что? Я задумался. Как по-вашему, сможем мы зайти в таверну, потом, когда покончим с этим?
Фабрицио остановился и уставился на слугу.
— Обычно широкий лоб считается признаком ума… — Он продолжил: — Мы увидим комету с помощью этого инструмента, называемого телескопом. Глядя в него, мы сможем приблизить звезды к земле. Его прислал мне в подарок англичанин, изучающий небо, что был здесь в прошлом году.
— Я хорошо его помню. Вы многие ночи проводили, говоря о диковинах. Мне такие неведомы. — Омеро посмотрел озадаченно. — Скажите, что двигается по трубе, далекий предмет или сам глаз?
Фабрицио рассмеялся.
— Вопрос, ответа на который я сам до конца не знаю. Уверен, что ни глаз, ни предмет по трубе не двигаются. Мне крайне недостает знания в этой области. Знаю, что внутри зеркала, и каким-то образом… но посмотри сам!
Священник умолк и осторожно положил телескоп на широкий, высотой по пояс, каменный выступ возле окна. Он развернул синюю ткань, показался инструмент из грушевого дерева, около метра длиной, с тремя медными кольцами.
Омеро телескоп напоминал музыкальный инструмент — флейту или дудку. Слуга уставился на него, и в этот момент показалось, будто солнечный луч проник в окно, ударился о среднее кольцо из меди и рассыпался искрами. Слуге представлялось, что предмет наполнен звездами и крохотными кометами и все они бьются внутри трубы, отскакивая от стенок. Омеро даже задумался, не взорвется ли труба у него перед глазами.
— Оно действует с помощью волшебства?
— Не волшебства. Науки.
Слуга кивнул с озадаченным видом.
Снова пошли вверх по ступеням. Омеро запричитал:
— Говорят, кометы — испарения людских грехов. Они поднимаются в воздух, изливая свой яд на землю и на всех, кто на ней есть. — Он остановился. — Не люблю я их. Не по душе они мне. Нет.
Священник терпеливо кивал:
— Знаю-знаю.
Дальше оба поднимались в раздраженном молчании. Слышно было только шарканье обуви по каменным ступеням.
Сначала они услышали непрерывное размеренное тиканье. Очередной раз свернули за угол и увидели выход с лестницы, ведущий в комнату, где располагался механизм огромных астрономических часов, украшавших фасад башни. Остановились. Священник снова оглянулся на лестницу.
— Думаю, от жены мы избавились — так далеко она за нами не пойдет.
Они уселись и некоторое время отдыхали, рассматривая шестерни, грузила и рычаги сложного механизма.
— Кто их сделал? — спросил Омеро.
— Местный кузнец Джованни Дивидзиоли. Знаешь его потомков? Они и сейчас живут в приходе Святой Лючии.
— Еще бы. Дивидзиоли — само имя похоже на рычаги и шестеренки.
— Да. Тонко подмечено. Омеро, иногда ты меня изумляешь. — Священник рассеянно смотрел на механизм. — Что он тебе напоминает? Любая догадка.
Маленький человек смотрел на внутренности часов, лицо сморщено, словно он напряженно думал.
