— Если бы этот подонок уехал! Но он не уехал! Он стал бандитом! Говорят даже, что он мафиози, убийца, откуда мне знать! Я же, Эмануэл, думаю так же, как и ты! Не надо больше ни говорить о нем, ни искать его, — ни за что! Говорят, — а люди не врут, не так ли? — что Май-да-Луа опасный, омерзительный тип, притворяется другом, а на самом деле…
— Не преувеличивай, Марина!
— Вон там, посмотри, Эмануэл, психбольница Парангабы, где находится папа. Он, бедный, настолько поглупел, что никого не узнает! Даже мы, дети, для него чужие. Например, ты говоришь ему: «Папа, это я, Эмануэл Сантарем!» А он смотрит на тебя, смеется и отходит, качая головой, как будто говоря «нет», и при этом потирает руки. Потом он останавливается и берет воображаемую метлу и, как будто находясь на площади, на которой проработал всю жизнь, начинает мести. И все это, не выходя из палаты! Бедняга, он сошел с ума мгновенно, Эмануэл.
— Значит, мы не заедем к нему в больницу?
— Если ты хочешь добавить еще и этого…
— Нет. Лучше не видеть! В другой раз, когда ему станет лучше…
— Эмануэл, а теперь, когда ты уже знаешь обо всем, что с нами произошло, не пора ли рассказать о своих похождениях на Юге? Как ты разбогател и почему решил вернуться?
— Конечно, Марина, но…
— Никаких «но», Эмануэл! Хоть я всего лишь твой друг, но тут согласен с Мариной!
— Хорошо, раз уж вы так хотите услышать мою историю, как-нибудь, когда у меня будет больше времени и сил… я расскажу все — все, ничего не скрою, — подробно, от начала и до конца…
После того как Эмануэл Сантарем закончил свою исповедь, Лауру Боавентура ничего не отважился ему сказать. Оба долго пребывали в молчании.
В конце концов, Эмануэл срывающимся голосом заговорил снова, как будто подыскивая самые точные слова, доказывавшие его не установленную в суде невиновность. Они витали где-то очень далеко.
— В тот день, когда Блондин появился здесь, в Писи, я жутко испугался. Казалось, что все мои мучения вдруг ожили и я должен был подвергнуться им с самого начала. Но какое-то любопытство толкало меня к нему, несмотря на то, что одновременно я испытывал желание от него отделаться. Противоположные чувства буквально раздирали меня на части. Мы немного поговорили, и вскоре он предложил выйти. Поскольку мне не хотелось, чтобы моя сестра Марина, придя с работы, увидела этого странного человека, я сразу же согласился. Мы пошли к старому заброшенному дому, принадлежавшему Жулиу Боавентуре…
— Жулиу Боавентура! — повторил фрей Лауру. — Мой дед.
Эмануэл Сантарем пристально посмотрел на монаха и несколько раз произнес, обращаясь к самому себе:
— Лауру! Лауру Боавентура! Мой дорогой Лауру! Да, только теперь я тебя узнаю…
Они обнялись. Ни малейшего звука не нарушало тишины, заполнившей камеру. Два человека оставались неподвижными, крепко и сердечно обнимая друг друга, пока к действительности их не вернули шаги приближавшегося охранника:
— Ваше преподобие, по-видимому, вы не слышали, как прозвенел звонок? — учтиво спросил охранник.
— Извините меня! Да, я действительно не слышал, сеньор!
— Время свидания закончилось. Пожалуйста, выходите. Я должен запереть помещение.
Двое мужчин на прощание пожали друг другу руки. Слов больше не было. Что им открылось после признаний, сделанных Эмануэлом Сантаремом? Никто из них ничего не мог сказать с уверенностью. Однако одно их объединяло: слезы, навертывавшиеся на глаза и стекавшие по щекам.
Монах решительно покинул камеру.
Снаружи сгущались сумерки. Рядом с муниципальной тюрьмой было безлюдно. Лауру остановился и повернулся лицом к главным воротам. Внутри остался не просто лучший друг его детства и юности. Случай с Эмануэлом Сантаремом ставил под сомнение эффективность критериев и методов правосудия, хорошо известных монаху-доминиканцу.
Все еще находясь под воздействием услышанного, в сильнейшем смятении, фрей Лауру вынул из кармана копию акта судебно-медицинской экспертизы, врученную ему Сайкалой, и начал читать. Бумага дрожала в руках, и слова прыгали перед его глазами, никак не складываясь в законченные фразы. А значит, в них не было никакого смысла. Он подумал было разорвать этот документ и выбросить, но нараставшее любопытство заставило продолжить чтение…
