Дверь дрожала под его ударами.
Он отступил. Еще был шанс. Надежда не оставляла его. И дверь открылась. Он был здесь. Монстр. С детьми Кирка.
Пятилетний Траналак лежал у его ног, темные глаза безжизненно смотрели вверх. Монстр держал девятилетнюю Лору на весу, и она била его своими маленькими ножками, пытаясь освободиться.
Монстр усмехался, когда его рука прошла по горлу ребенка, поблескивая сталью. Потом он отпустил ее маленькое тело, и оно неуклюже упало на палубу.
Кирк бросился на монстра, который оказался Пикардом. Его руки как когти впились в Пикарду в горло.
Но монстр отбросил свою голову, смеясь, когда руки Кирка тщетно пытались схватить его исчезающее тело.
Кирк упал на пол. Не на палубу. Дрожь прекратилась. Сирены затихли.
Кирк лежал, задыхаясь, на черном полу, размеченном сеткой из желтых линий. Наедине со своей ненавистью, своей яростью, своей болью.
– Теперь ты вспоминаешь? – спросила Сэлэтрэль.
Кирк поднялся, все еще содрогаясь. Он посмотрел на свои руки, чистые от крови.
– Свою жену? – сказала Сэлэтрэль – Своих детей?
Кирк встал с болью в теле, он все еще не мог отдышаться.
Он посмотрел на арку входа за Сэлэтрэль. На пульт в стороне, на закрытую дверь в центре.
– Что это за место? – спросил он.
Ромуланка нахмурилась и направила на него трикодер. Кирк знал, что это трикодер, хотя он и казался слишком маленьким.
– Голопалуба, – сказала она, настраивая свой прибор. – Одно из немногих полезных для галактики изобретений Федерации.
Кирк пытался осознать все. Некоторые термины казались такими знакомыми. Но содержание было таким неправильным.
– Но это… ромуланский корабль? – спросил он.
Сэлэтрэль подошла ближе. Он чувствовал ее раздражение.
– Мне нечего от тебя скрывать, – сказала она. – Ты на «Аватаре Томеда». Это звездолет класса Д'деридекс. Как и твой «Коготь Мира».
– Звездолет… ? – спросил Кирк, уловив знакомое слово. – У меня был корабль, так?
Саратрэл перестала хмуриться.
– Ты вспоминаешь.
– А моя жена и дети?
– Убиты пять лет назад. Когда Пикард провел свою трусливую атаку под знаменем перемирия.
– Пикард, – повторил Кирк, слушая отзвук этого слова в своем мозгу. Он был уверен, что знал это имя. Оно было из прошлого. Но почему тогда все не совпадает.
Сэлэтрэль отвела взгляд от трикодера. Ее глаза сузились.
– Ты мне не веришь? – спросила она.
– Почему? – ответил Кирк – Ведь ты спасла мне жизнь.
Сэлэтрэль подошла ближе и прикоснулась к его лицу.
– Как ты спас мою. – сказала она.
Кирк почувствовал, как замедляется его пульс, когда он смотрел в ее глаза.
– Это я тоже вспомню?
– Доктора говорят, ты обязательно восстановишь все свои воспоминания.
Сэлэтрэль сняла трикодер с пояса.
– Ты будешь восстановлен.
Он кивнул. Кирку нетерпелось, чтобы это произошло.
Сэлэтрэль слегка коснулась своими губами его губ. Он почувствовал наэлектризованность ее прикосновения, когда услышал постукивание ее пальцев по пульту.
– Расскажи мне о клингоне, – сказала она.
– Клингонский ублюдок! – Кирк сплюнул. – Ты убил моего сына! – он отступил, стараясь не отвлекаться на присутствие Сэлэтрэль. Откуда взялась эта мысль, эти слова?
– Нет, – резко поправила его Сэлэтрэль. – Пикард убил твоего сына. Как и твою жену и дочь. Клингон был его командиром службы безопасности.
Кирк мысленно вернулся к лесу. К клингону. Клингоны – враги. По крайней мере, были ими. Однажды. И у него был сын, который умер из-за… Волна боли и тревоги прошла через него.
– Клингон, – повторила Сэлэтрэль. – Расскажи мне.
– Но я уже рассказал, – ответил Кирк. Он выдавил боль из своего тела. Он знал, что чувствуешь, когда тебя ранят в бою. Но эта боль во всем теле была другой. Он не знал, откуда она пришла.
– Я должна услышать это снова. Что он тебе сказал?
Боль усилилась.
– Ничего. – сказал Кирк, вздрогнув.
Не словами. Он просто подумал.
Сэлэтрэль взяла его подбородок и заставила посмотреть на нее.
– Ты не сможешь ничего от меня скрыть, – сказала она.
– Зачем мне? – ответил Кирк. Слова были словно запрограммированы в нем. Он произнес их, но противился им, пытаясь связать воедино разрозненные мысли.
Он знал Пикарда. Знал клингонов и ромуланцев, Звездный Флот и ненавистную Федерацию. Он знал и боль утраты сына.
