– Стоп! Стоп! – кричал Богрянин-старший.
Но я уже сделал свое дело и вышел из поля, снимая на ходу шлем.
– Офигеть! – сжимал кулаки радостный Марк. – Я такого еще не видел!
– А в чем смысл соревнования? – спросил я. – Максимально быстро нанести удар?
– И вывести из строя противника! Вот только ты оказался им не по зубам! – Марк чуть не прыгал от радости. – Ты что, уже Боевир?
– Да нет у меня ранга, – рассмеялся я. – Я правду сказал. Мне, конечно, говорили, что раз я побеждаю Ветеранов, то я Ветеран, но на тот момент я ни объемной техники, ни стихийной защиты создать не мог.
– Блин! – Марк чуть не рыдал от счастья. – Видел бы ты их рожи!
– Да все я видел, – кивнул я и скинул мастерку.
На локте красовался огромный волдырь. И когда только успел появиться? Всего секунду горело.
– Надо к целителю, – сказал Марк.
– Я сам себе целитель, – заявил я и, сев в позу лотоса, подтянул локоть поближе к левой ладони. Что делать в таких случаях, я знал на отлично. – Плохо, что ожог на правой, я ей лучше работаю. Ну, что уж поделаешь, хоть потренируюсь немного.
Излечение прошло быстро, и пяти минут не прошло. Тем временем учитель со своей командой быстро собрали манатки и ушли.
– Заканчиваем урок, – сказал староста через десять минут. – Идем в класс, позанимаемся.
Наверное, из-за камер все были очень сдержаны, но что парни, что девушки показывали мне большой палец. Да и мне легче стало, словно отпустило что-то. Еще Богрянина-старшего так же головой в отхожее место – и будет вообще красота.
– Действуем по плану, – шепнул я Жене, выходя один из раздевалки.
Женя ничего не ответил, лишь моргнул зеркалу и продолжил поправлять галстук.
До учебного корпуса необходимо было пройти метров пятьсот, и я предполагал, что на меня нападут где-то на середине пути. Но стоило мне выйти на улицу, как я тут же получил удар кулаком в лицо. И хорошо, что я перед выходом на улицу решил прощупать ее ментально и набросил на тело «доспех духа».
Удар был силен, и меня отнесло на два метра назад. Я очень сильно разозлился: ведь если бы не защита, подобный удар мог спокойно снести мне голову.
Передо мной стояли десяток парней и три девушки.
– Пришла пора платить по счетам, – сказал крупный парень, который первым меня ударил.
– Пока мы не начали… Никто не хочет уйти? Ну что, котята… Хана вам!
– Тем не менее я настаиваю, чтобы виновный понес наказание, – спокойно сказал я.
Я сидел напротив директора лицея и смотрел ему прямо в глаза. Говорил четко и спокойно, уже не первый раз повторяя одно и то же. Но директор словно не хотел меня слышать и старался всячески уклониться от решения вопроса.
Если сначала Дмитрий Иванович показался мне умным и проницательным человеком, то теперь я считал его приспособленцем, который, казалось, прогибался под каждого и старался угодить всем, в том числе и мне. Не знаю, возможно, ему просто приходится быть гибким, все же он решает много административных вопросов. Вот только в данный момент эта его черта мне очень не нравилась. Теперь я понимал, как в лицее стали возможны травля учеников и воздействие на учителей со стороны Богрянина. Ему просто никто не противостоял, кроме молодой дурочки, которой являлась моя классная руководительница.
– Арсений Викторович, – со вздохом начал директор. – Я полностью разделяю ваше негодование, но рассмотрение подобных ситуаций влечет за собой огромное количество административных процедур, которые мы не можем организовать быстро. Я сделал все, что от меня требовалось, и теперь жду результатов… Данный случай лишь один из рабочих моментов деятельности лицея. А теперь извините, мне необходимо вернуться к работе.
– Работайте, – кивнул я. – У меня нет желания вам мешать. Но обращаю ваше внимание на то, что первая неделя моего пребывания в лицее едва закончилась, а мне уже несколько раз приходилось отбивать атаки на меня. Причем не от врагов рода Советниковых, а от учеников и, что более важно, учителей. Я считаю это чрезвычайной ситуацией, с которой необходимо разобраться немедленно.
– Будьте уверены, я во всем разберусь, – серьезно сказал директор, но я чувствовал в его голосе напряжение и злость, а также чувство безысходности. За то недолгое время, что мы общались, я его окончательно достал, а он не мог меня послать.