* * *
Антон похоронил пятерых котов на пригорке, установив над могилой обыкновенный деревянный крест. Неподалеку возвышался еще один холмик свежевырытой земли.
Закончив печальную процедуру, он немного постоял над могилой, потом повернулся и пошел, морщась от боли в простреленном плече, к берегу, на который с борта перехватчика был выдвинут серебристый металлический трап.
Пух сидел на берегу. Глаза кота были устремлены в туманную даль. О чем он думал в этот момент, не ведал никто. Между котом и человеком сохранялась устойчивая эмоциональная связь, но разделяющий их языковый барьер оказался непреодолим.
Антон надеялся, что где-то поблизости Пух найдет своих сородичей, ведь Курт в своих записках упоминал популяцию в тридцать-сорок особей. Скорее всего, на этом берегу погиб охотничий или разведывательный отряд племени, а быть может, семейный прайд, но так или иначе Антону хотелось верить, что его друг не останется в одиночестве, иначе этот отлет граничил бы с предательством.
Доковыляв до берега, он сел на траву рядом с Пухом. Кот скосил на него зеленые глаза и вдруг, словно подчинясь какому-то внутреннему порыву, положил голову ему на колени.
Пальцы Антона утонули в пушистой, просохшей на утреннем ветерке шерсти.
Он воспринял этот порыв как знак того, что если Пух и не понял сути всего происходящего, то Антон по-прежнему оставался для него если не богом, то по крайней мере другом.
Некоторое время он молчал, гладя кота.
Потом Антон встал. Пух отряхнулся и, подняв голову, посмотрел на человека.
— Пора прощаться… — вздохнул Антон. — Мне нужно лететь. Там, — он сделал неопределенный жест здоровой рукой в сторону неба, с которого вновь приветливо светило солнце, — там идет война. Далеко отсюда моя родина, где сражаются мои товарищи. — Он присел и, сглотнув вставший в горле комок, заглянул в глаза Пуха. — Я не могу остаться, извини…
Выпрямившись, Антон резко развернулся и ступил На трап. Пух порывисто вскочил и в какой-то момент казалось, что он побежит вслед за человеком, вовнутрь Корабля, но у самой кромки воды он остановился, сел и жалобно завыл…
Антону казалось, что его сердце сейчас лопнет от горя.
— Уходи! — крикнул он, обернувшись в проеме открытого люка. — Уходи, Пух, сейчас тут будет жарко!
Кот не шелохнулся.
С жадным чавканьем уплотнителей закрылись люки. Пандус втянулся вовнутрь корабля, и под днищем машины, в болоте, что-то забулькало. Потом оттуда повалил раскаленный пар.
Пух наконец понял, что происходит. Он отбежал на почтительное расстояние и застыл, словно облитая солнечными лучами рыжевато-золотистая статуя, установленная на склоне холма.
Из-под днища перехватчика вырвалось ослепительное пламя, и он начал медленно подниматься. Звонко лопнули один за другим натянутые тросы, внезапно накатился оглушительный рев, и машина рванулась вверх, туда, где сияли невидимые отсюда звезды.
Пух, еще некоторое время смотревший в небо, понурил голову и побрел прочь.
Бронированные створы модульного люка резко раздались в стороны, и на пороге командного отсека появился командир эскадры.
Дежурный офицер выпрыгнул из своего кресла и, вытянувшись, вскинул руку, отдавая честь.
— Во время боевого дежурства происшествий не случилось, сэр! — отрапортовал он. — Экипаж корабля готовится к орбитальному маневру!
— Хорошо, продолжайте. — Полковник Вербицкий прошел к обзорным экранам, чтобы взглянуть на пухлый шарик планеты, к которой приближался флагман космического флота Элио.
Война закончилась полтора года назад полным снятием блокады. Его родина в кровопролитной борьбе отстояла свой статус независимой планеты и теперь начала стремительное развитие, поднимая экономику и создавая мощный космический флот.
Вербицкий склонился к коммуникатору боевой связи.
— Радарная рубка, доложить обстановку! — потребовал он.
— Орбиты чисты, сэр! — отозвался интерком спустя несколько секунд.
— Ищите! — не терпящим возражений тоном приказал полковник. — Третья боевая палуба, на связи командный пост!
— Вахтенный канонир на связи, сэр!
— Боевая тревога! Орудийно-ракетным комплексам пять, семь, пятнадцать доложить о готовности к поражению целей!
