Бросив в их сторону еще один камень-взгляд и не шевельнув ни единой мышцей, врзвращенец левитировал на транспортный уровень. Он завис над ними подобно хищной птице, готовящейся камнем упасть на жертву.
- Мне страшно, - шепнула Кира.
Соник обнял ее.
- Не бойся, я же с тобой, - сдерживая дрожь, проговорил он.
Не рассчитав, возвращенец на секунду перегородил движение. И хотя он тотчас скользнул в сторону, автоматы включили волну экстренного торможения. Вставая на дыбы, останавливались мчавшиеся по кулисам маршрутные капсулы. Пассажиров окутывали мгновенно надувшиеся спасательные чехлы. Перегрузка вдавливала тела в анатомическую кривизну ложементов, и нельзя было повернуть голову, чтобы посмотреть, в чем дело. Шипел сжатый воздух,
капсулы, поднятые давлением над плоскостью уровня, медленно оседали.
В системе экстренного торможения одной из капсул произошла неполадка. Предотвращая катастрофу, автоматы столкнули аварийную капсулу с кулисы в страховочную сеть. Образовавшийся при этом вихрь задел краем левитирующего возвращенца, тот потерял равновесие и рухнул к ногам Киры и Соника.
Они едва успели отскочить, да и то лишь потому, что подсознательно ощущали опасность.
- Какой ужас... Да сделай же что-нибудь!
- Ему уже не поможешь...
- Это я виновата... - разрыдалась Кира. - Почему ты меня не остановил?!
Не успело возобновиться движение, и даже толпа еще не собралась, а из приземлившегося баллиста уже спешили спасатели.
- Мертв, - услышал Соник.
- Пойдем, Кира, - обнял он плачущую подругу. - Нам здесь нечего делать.
Но она не двинулась с места, глядя, как тело возвращенца вносят в дверной проем баллиста. И только после того как баллист, на мгновение присев, прыгнул ввысь, позволила Сонику увести себя.
ЧЕРЕДУЮТСЯ исторические эпохи, а человек остается человеком. Меняются научные и философские представления, политические системы и жизненный уклад, а человек все тот же - загадочно сформировавшийся в одночасье, неподвластный эволюции.
Человек - эталон постоянства, хотя год от года безвозвратно растрачивает свой генофонд, чтобы однажды перестать быть человеком. Но пока этого не произошло, он человек, с извечным даром - интеллектом, с исконной слабостью непреоборимым противоречием плоти и духа.
Род имел право так думать, потому что накопил уникальную информацию о людях - о том, какими они были, когда обитали в пещерах и покрывались шкурами, и о том, каковы они сейчас, в пору космической экспансии. Ведь робот-диагност обязан знать о человеке больше, чем знает о себе сам человек.
Род кропотливо пополнял обширную коллекцию человеческих страстей, добродетелей и пороков, не переставая дивиться их невообразимым сочетаниям. И, находясь в ждущем режиме, размышлял о человеке, как о явлении, которое подчиняется не правилам, а исключениям и потому носит парадоксальный характер.
Размышления редко бывали долгими: как правило, несчастные случаи следовали один за другим, порой приходилось решать одновременно десятки задач. Но бывали и простои, во время которых Род оказывался предоставлен самому себе.
За полвека в реанимации он диагностировал миллионы несчастных случаев.
Никакая программа не может предусмотреть всех казусов, которым подвержен человеческий организм, И Род балансировал на грани ошибки: ведь диагноз может казаться стопроцентно очевидным, но не быть истинным.
Он не доверял очевидному, априори считая его ложным. И лишь подтвердив скрупулезным анализом "от противного" первоначальное заключение, ставил знак равенства между очевидностью и истиной.
Его долгая жизнь была жизнью до первой ошибки: хотя людям свойственно ошибаться, они не прощают ошибок роботам.
Но Рода не страшила смерть. Не допустить ошибки, чтобы жить, - так рассуждал бы человек! Смыслом жизни робота было не допускать ошибок...
День выдался, как никогда, суматошный. С утра, после сравнительно спокойной ночи, на плоскую, покрытую термостойким ковром крышу Центра воскрешения пикировали и оседали, гася тормозные струи, спасательные баллисты,
Они неслись с разных концов Земли - прицельным параболическим скачком. Чем больше было расстояние, тем выше взмывала парабола, прорываясь в космос, чтобы оттуда круто низринуться вниз к цели.
