Кора же тем временем проделала в своей лагуне сальто, вновь выметнувшись из воды, и обдала зрителей яркой, сверкающей зеленой волной. На трибунах поднялся шум, инопланетяне суетились, вскакивали — Алекс не обращал внимания. Он просто должен был попасть к Коре! Попасть как можно скорее! Остановить ее безумие!
Боже, что он наделал! Не надо было везти ее на эту чертову планету!
И тут Кора проделала коронный номер — выбросилась животом на белую площадку, оказавшись всем телом на земле, и низко, мощно вскрикнула, как будто звала кого-то.
Тут Алекс все-таки добежал до нее и чуть ли не с размаху влепился в черную влажную шкуру.
В этот момент он не думал, что свихнувшаяся Кора опасна, как не думал и о том, что она может быть опасна лично для него. Все, что он хотел, — это как-то прекратить это все. И еще — защитить Кору от нелюдей, которые вопили вокруг что-то непонятное (Алекс даже не понимал, что).
«Где они?!» — услышал он.
— Что? — спросил Алекс вслух, в изумлении вскинув голову. Его взгляд встретился с большущим глазом Коры.
«Где они?» — вновь услышал он голос Коры у него в голове. Он сразу понял, что это телепатия. Слова были не слова, а точно воспоминания о слове: будто он слышал их только что, хоть и точно знал, что они не звучали.
(Что странно — Кора, похоже, говорила не на родном для Алекса английском и даже не на сетсвана, который он знал от матери, а на общеторговом).
«Мои сестры, — ответила Кора. — Они из умных зверей! Я знала это. Они должны были быть тут, а их тут не было!»
«Какие сестры?!»
«Сестры! Которые учили меня! Они сказали не искать их, но как я могу не искать, когда я так одинока?!»
«Боже, — подумал Алекс. — Сейчас она еще стихами заговорит!»
«Я знаю стихи, — гордо сказала Кора. — Сестры меня научили. Только стихи все грустные».
Хонда сияла. Хонда цвела. Хонда, казалось, готова была расцеловать Алекса, и удерживали ее только остатки некогда вбитого в подкорку дипломатического этикета.
— А, вот и герой дня! — воскликнула она, когда Алекс появился на пороге ее кабинета. — Заходите, Флинт! У меня для вас отличные новости!
Кроме Флинта в кабинете присутствовал и Леднев, который тоже сдержанно светился. У Хонды в руке поблескивала голографической этикеткой бутылка шампанского, которую она уже откупорила и явно собиралась щедро разлить по стандартным пластиковым кружкам. (На кухне посольства имелись и парадные фужеры, но Хонда наверняка поленилась за ними идти).
— Я очень рад, — сдержанно сказал Алекс. — А они не могли подождать до утра?
Дело в том, что царила глубокая ночь — Хонда, вызвав для моральной поддержки Леднева, проторчала на Главном острове до последних лучей заката. Только сейчас они вернулись на Дипломатический плот. И вот она с триумфом докладывала Алексу о своих успехах.
Правда, Алекс умолчал, что он и не ложился. Он был для этого слишком взволнован — и слишком занят выяснением у Коры всех обстоятельств дела. Которые чем дальше, тем больше запутывались. Он не мог допустить, что Кора ему врала — но то, что она ему говорила, и главное, то как она это говорила…
— Они наконец-то подписали этот чертов торговый договор! — Хонда, казалось, готова была начать отплясывать прямо на столе. — Два года я пыталась этого добиться! Два года! И никак не могла! И теперь они наконец-то подписали! Все благодаря вам Алекс, вашей непослушной Коре — и вашим дорогим ботинкам, будь они трижды великолепны!
— Боже, а ботинки-то тут при чем? — не понял Алекс.
Он уже догадывался, что Хонде как-то удалось обратить на пользу землянам Корины сегодняшние художества, но важность ботинок в этом отношении от него ускользала.
Оно и к лучшему. Если Хонда будет довольна, у нее под радаром будет проще проскочить. Потому что… потому что Алекс пока не решил, стоит ли ей подробно докладывать о странностях Коры. Мало ли, к чему это приведет.
Он ценил интересы Земли — но интересы Коры он тоже ценил. И уже неоднократно убеждался, что доверять земной бюрократии о ком-то позаботиться — дело гиблое.
— Потому что с помощью ботинок-то я их и дожала! — торжествующе воскликнула Хонда.
