— Линда? — удивился Тим. Он думал, Линда не из тех, кто способен преподнести мужу такой сюрприз. Да и не складывалось впечатления, что Вонг очень уж ею дорожил.
— Нет, первая, я еще молодой был… дурак, — Вонг в наушнике тяжело дышал. — Сейчас — как будто смотрит кто.
И тут до Тима наконец-то дошло. Могло бы и побыстрее, честно говоря.
— Смотрит, — сказал он. — Кто. Вонг, мать твою, у меня пси-чувствительность выше, чем у тебя.
— Ты хочешь сказать… — Вонг начал с полуслова.
— Я уже давно плетусь через силу, — подтвердил Тим. — Мы были уверены, что эта штука на землян не влияет. А если влияет, только слабее? Или не так, как на прочих?
— Но впереди ничего нет… — Вонг снова уставился в планшет. Тиму не надо было смотреть, он и так знал, что там: абсолютно идентичная паутина ходов у них за спинами, абсолютно идентичная паутина ходов впереди.
— Посмотри под ногами, — посоветовал Тим.
Вонг опустил прибор, что-то покрутил с настройками. Тим приподнялся, чтобы встать рядом с ним и тоже глядеть на экран.
Это было… это было не описать словами.
Сначала они увидели какую-то мешанину линий. Не понять, что это. Ясно было одно — прямо у них под ногами находится нечто сложное — и очень-очень большое.
— Уменьши масштаб, — проговорил Тим пересохшими губами.
Вон опять что-то сделал, но понятнее от этого не стало. Потом посол покрутил планшет туда-сюда, и тут до Тима дошло: это же лапа! Ужасно похожая на обычную лапу земного млекопитающего, только фаланги пальцев куда длиннее, пропорционально — почти человеческой длины. И длинные же когти на концах лап.
— Черт, — сказал Вонг. — Каждый этот коготь длиной с наш катер.
— Все еще хочешь попытаться с этим договориться? — поинтересовался Тим.
Вместо ответа Вонг выпустил планшет из рук, позволив ему упасть и удариться о камни, выкинул вперед руку и вцепился Тиму в горло, прямо под маской, там, где ворот защитного костюма был мягче.
Пальцы у посла оказались железными.
— Извини, мальчик, — сказал он деревянно. — Каждый за себя.
«Как Айрин, — успел подумать Тим. — Совсем как Айрин!»
И в следующий миг он с Вонгом согласился: каждый за себя и всегда был за себя. Никогда не могло случиться по-иному, ибо эволюция не работает с допусками, и каждый из нас — единица, которая борется за бессмертие.
А потом ему уже было некогда думать: приходилось сражаться за свою жизнь.
* * *
Так вышло, что письмо от Хонды Алекс и Кора получили через неделю после отбытия самой Хонды. Оно гласило: «На Триоке отказались связаться с флотом. Ангажирую корабль местных авантюристов и спешу к флоту сама. Может быть, все-таки успею».
После этого он очень долго от нее ничего не слышал, да и неудивительно.
Потому что это письмо пришло одновременно с грависвязью о Начале.
Собственно, потом это событие так и называли просто: Начало. Или даже так: «когда началось».
Потому что назвать войной — не поворачивался язык. Поначалу ведь это была просто бойня.
* * *
Темнота и удушье. И отчаянное усилие, такое, что вот порвутся мышцы.
А еще ощущение одиночества. Полное. Горькое. Звериное. Ни Тани, ни Джека, словно не было их никогда. И никогда не будет. И ты один за всех, и нужно растерзать…
Обособленная единица эволюционного контроля. Все разговоры о стае или о популяции — ложь.
Он откидывал это все, вспоминая иное: робкие прикосновения, и поцелуй, и улыбки, и руки матери, и… Но до чего же трудно было драться и помнить одновременно!
«Я дерусь не против вас! — подумал, а может, даже выкрикнул Тим вслух, повалив Вонга на камни. — Я дерусь за вас! Чтобы выжить! Чтобы вернуться!»
Они не поняли. Ушли.
Был еще такой момент: он потерял Вонга и выслеживает его в темных коридорах. Выслеживает, чтобы убить. Он это знает твердо. Больше ничего не надо: только сорвать с него маску. Снять шлем, и тогда он задохнется сам.
Тим любит Вонга в эти моменты, обожает его, как никогда не мог бы даже представить. Как учителя, как друга — больше. Мысль о Вонге приводит его в экстаз, и он думает, что особенно насладится его предсмертными хрипами.
Еще Тим болезненно возбужден, и об это ощущение разбиваются последние осколки разумных мыслей.
