Пёс шёл за ней и, заискивая, колотил хвостом по вёдрам, по сваленным на полу хомутам.
Никого не было. Наташа открыла дверь на крыльцо и только вздохнула. Круглое светлое озеро блестело тут же, рядом, за самым порогом, в едва приметном тумане. В озере отражались леса. Вода у белого прибрежного песка была такая чистая, что казалась лёгкой, невесомой. В ней спали, пошевеливая хвостами, маленькие серебряные рыбы.
На берег был вытащен серый от старости, рассохшийся чёлн. Наташа выкупалась в озере, оделась и подошла к челну. На нём ещё осталась скамейка. Наташа села на неё. Скамейка была тёплая от солнца.
В щелях челна проросли высокие цветы и травы. У самых ног Наташи стройным кустом расцвёл розовый кипрей. На носу, где чёлн был стянут ржавым железным стержнем, рос бессмертник, а сквозь песок на дне челна пробились кукушкины слёзы. Сильно и сладко пахло аиром и сосновыми стружками. Чёрный пёс лёг около челна и зевнул.
«А как же поезд?» — подумала Наташа и удивилась: эта мысль не вызвала у неё никакой тревоги.
Так она просидела около часа. Она слышала, как на полянах за озером тихо переговаривались о чём-то своёмжуравли, потом отчаянно крякнула утка, и снова всё стихло.
Первым пришёл дед. Он ласково поздоровался с Наташей, сел на песок около челна и сказал:
— Ты насчёт поезда не опасайся. Дай вот я покурю, запрягу Мальчика и свезу тебя на станцию. Поклонюсь тебе вслед: езжай, живи на тёплых морях в городе Золотые Маковки, наживай счастье.
— А где же Пётр Матвеевич?
Дед усмехнулся:
— Сейчас придёт. Ему теперь всё нипочём.
— А что такое? — испугалась Наташа.
— Расскажет, — ответил дед, выколачивая треснувшую трубку о борт челна. — Ты слушай. Челну этому сколько годов? Не мене, чем мне. Мы с ним одногодки. Смотри, как зарос всяким цветом, всякой травой. Вот это называется по-нашему дрёма. — Дед показал на кукушкины слёзы: — Ты погляди на него, на цветок: днём дремлет, а как ночь — раскрывается, мёдом пахнет, и так до утра. Правду сказать, худой чёлн, своё отслужил. Лесовод намедни приезжал смеялся: «Ты бы, — говорит, — Василий, на нём картошку сварил, чего зря дрова валяются». А я думаю: нет, картошку на нём варить срок не вышел, с этим делом погодить надо.
— Жалко? — спросила Наташа.
— Известно, жалко. Ведь ты подумай: истлел вконец, а годится для жизни.
— Как это? — спросила Наташа. — Я не понимаю.
— А чего тут понимать! — рассердился дед. — Чёлн этот — одна труха, а в каждом пазу цветок тянется. Так вот погляжу на него да нет-нет и подумаю: «Может, и от меня, от старика, тоже для жизни какая-нибудь полезность случится». Вот и стараюсь. Ты седины не бойся. Главное, чтобы сердце у тебя было в исправности. Верное я слово сказал или нет?
— Верное, — ответила Наташа и засмеялась.
— Ну то-то! Ты моему слову верь!
Подошёл лесничий. Дед, кряхтя, встал и пошёл запрягать Мальчика. Лесничий был суров, смущён. Он спросил Наташу, как она спала, выпила ли утром молока, и замолчал.
— Мы не опоздаем? — спросила Наташа.
— Да нет, не думаю, — ответил лесничий, покраснел и добавил, не глядя на Наташу: — Дело в том, что я не поеду.
Наташа изумлённо молчала.
— Да, не поеду! — сказал, сердясь, лесничий. — Оказывается, тут такая история… Одним словом, без меня у них может ничего не выйти. Пропадёт лес. Сам сажал, знаете, жалко…
— Я-то понимаю, — сказала Наташа.
— В общем, мне здесь, признаться, будет лучше, чем в Крыму. Жаль только: пропала путёвка. Ну да что поделаешь! А к вам большая просьба: передайте мой чемодан деду, он привезёт.
— Ну что ж, — сказала Наташа и вздохнула. — Мне даже завидно.
— Но-о, дьявол! — хрипло закричал около сторожки дед. — Заелся на казённых харчах!
— Ну что ж, прощайте! — сказала Наташа и робко пожала руку лесничему.
Поезд пронёсся по плавному закруглению, и Наташа узнала: вот на этом месте его вчера застала гроза. Вагоны с лязгом пролетели над маленькой чистой рекой. Наташа успела прочесть на доске около моста запылённую надпись: «Река Мошка».
Широкая радуга стояла над лесами: там где-то, за озером, шёл небольшой дождь.
Радуга показалась Наташе входом в заповедные, таинственные края, где хозяйничают Пётр Матвеевич и дед и кричат на рассвете журавли.
