ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Илья спустился в гостиную и прошел в кухню.
Там он сварил себе кофе, откупорил бутылку коньяка и сделал
два бутерброда.
Поставил все это на поднос, вернулся в гостиную, разжег
камин и лег
на медвежью шкуру перед огнем.
Но обычно успокаивающий его треск поленьев на сей раз не
навеял приятной истомы.
Кофе показался слишком терпким, коньяк был с непонятным и
нехорошим привкусом.
Есть расхотелось.
"Надо что-нибудь полистать", - решил Илья и вышел в
библиотеку, расположенную в соседнем помещении.
На большом столе посредине комнаты лежали стопки книг.
Несколько человек из университета, чьему мнению Илья
доверял, регулярно подбирали для него книжные новинки.
Илья их просматривал - большую часть выбрасывал, и лишь
некоторые отравлялись на полки его домашней библиотеки.
*******
И взял со стола целую стопку книг и вернулся в гостиную. Усевшись перед камином, он стал перебирать их - сначала смотрел на оглавление, потом на аннотацию, затем пролистывал. Книжки, проходившие эту процедуру, одна за другой направлялись в огонь.
Вот какой-то роман про сошедшего с ума банковского клерка. Вот модная книжка, где сюжетом становятся все "знаковые события времени", а проще говоря - то, что в течение последних лет муссировалось средствами массовой информации. Вот какая-то притча не о чем. Вот книга о здоровье и пище, которая, как считает автор, должна потребляться человеком в строгом соответствии с группой крови едока.
Огонь жадно облизывает страницы. Поднимающийся вверх горячий воздух кружит тонкие пластинки пепла. Очертания букв растворяются на глазах. Завораживающее зрелище...
Ритуал сожжения не оправдавших ожидания книг производил на Илью почти магическое действие. Сожжение "чужих мыслей", мыслей, которые казались ему пустыми, поверхностными, ложными, доставляло Илье странное удовольствие. Актом сожжения он словно бы заставлял умолкнуть эту лишенную смысла и глубины человеческую речь.
Человек должен писать, если он пророк, если он настоящий мыслитель. В противном случае он должен читать, а не писать. Впрочем, Илья не был уверен, что чтение, пусть даже и очень умных книг, поможет такого рода писакам. И более того, он не верил, что кто-нибудь теперь вообще может написать что-то, хоть сколько-нибудь стоящее.
Но, на самом деле, где-то глубоко внутри себя Илья все еще мечтал найти книгу, которая бы заняла его ум, которая бы открыла ему что-то, о чем он прежде не знал и не думал. Книгу-откровение. Илья, сколько бы он ни хорохорился, сейчас, как никогда в своей жизни, нуждается в духовном сопровождении. Да, он разуверился в "истине", но ведь от этого он не стал желать ее меньше.
"Ницше - это дерево на горе, одинокое дерево, - на этой фразе в одной из книг Илья вдруг запнулся. - Много таких гор, много таких деревьев в мире, где каждый только хочет быть, но никто не является тем, что он есть".
- Забавно, - произнес Илья в пустой зале, и звук его голоса срезонировал, отразившись от стен просторного помещения. - "Каждый только хочет быть, но никто не является тем, что он есть".
Сам того не заметив, Илья погрузился в чтение этой книги. Прежде неизвестный ему автор рассказывал о Человеке. Человек, как следовало из текста, это тот, кто избавил себя от страха смерти и потому освободился. Свобода от страха делает человека зрячим. Свободный от страха, он видит самого себя в истинном свете, и свет других открывается ему, если он свободен от страха.
"Замешана жизнь ваша на страхе, - говорил герой этой книги. - Словно дрожжевой грибок, поднимает он тесто жизни вашей. И что делать вам, не будь у вас страха? Нет у вас ощущения жизни, мыслящие, страх стал отдушиной вашей знайте же: ваша отдушина задушила вас!"
За каждым нашим поступком стоит страх, и это - страх смерти. Но мы не осознаем его и не замечаем этого. А ведь именно этот страх - страх смерти мешает нам любить и быть искренними, именно из-за него мы не чувствуем себя хозяевами собственной жизни. Все, как бы, не по-настоящему, все, как бы, взаймы, все с оглядкой.
Страх парализует, страх обозляет, страх обессиливает, страх убивает.
