Вот он и получил тогда первый выговор от КРУ. Ревизорша внятно и твердо объясняла ему тогда, что эта ранняя ревизия — для его же пользы, ведь он начинающий руководитель, и еще не умеет беречь копейку, и еще не проникся тем, чем следует проникнуться. Ему кажется, что он все делает для пользы, а финансовая дисциплина — всегда дисциплина, и главное — это ее соблюдать. Он пошел тогда спорить прямо в КРУ, но это было бесполезно. И речь, которую он произнес там, тоже была бесполезной, он только разозлил всех, с кем говорил в КРУ, и ему сказали, что он не просто несознателен, а не хочет ничего осознавать. Акушерки ведь училище кончили? Кончили. Дипломы получили? Получили. Значит, он не доверяет государственной системе подготовки кадров. Стыдно это ему.
Он распалился и поехал на такси в горздрав требовать официального протеста и встретил у горздравского подъезда Пархоменко. Тот аккуратно вынул изо рта трубку с широким кольцом на мундштуке, выпустил клуб дыма и радостно осклабил стальные зубы: «Плюнь, пойдем лучше на Неглинную, в „Арарат“, примем по чебуреку с чем-нибудь за твое крещение. И протестовать никто не будет, и про выговоры КРУ никто не вспомнит, пока не случится настоящая беда. Ты на своей таратайке? Нет? Ну и отлично. Пошли на Неглинную».
Он не поверил и поднялся все-таки наверх, а Пархоменко подождал у подъезда, и они пошли есть чебуреки.
А эта ревизорша регулярно появлялась, нацепляла положенные для порядка халат и косынку, окапывалась в бухгалтерии и, закончив свое дело, приносила ему в кабинет черновик очередного акта. Листы были исписаны аккуратным, круглым почерком, очень четким, очень упорядоченным. Хотя ревизорша была уже в возрасте, но в почерке сохранилось что-то школьническое: такой бывает у самых старательных, но далеко не самых способных учениц. И сама ревизорша была просто вся воплощение бережливости. Даже тоненькая стальная оправа очков, по виду не новая, казалось, была начищена зубным порошком. Серая толстая кофта была, видимо, свойской вязки и всегда такая, словно только из химчистки, но халат на ней сидел как-то криво, и косынка почему-то топорщилась, и волосы всегда были неважно расчесаны и оттого торчали из-под косынки. И хотя ревизорша никуда, кроме раздевалки, бухгалтерии и его кабинета, не ходила, ей с удовольствием делали замечания — все кому не лень, — насчет волос, которые в роддоме должны быть убраны все до последнего. Он один удерживался от этих замечаний — только от них. Ревизорша раскладывала у него на столе свои листы и объясняла, что у них не так и не по той статье израсходовано и что она запишет в выводах. И всякий раз он не удерживался и начинал говорить, ради чего он делал такие-то платежи, и объяснял ей, что такое роддом, и говорил, что она как женщина должна понимать, а ревизорша отвечала, что одно дело — это когда она женщина, а совсем другое — действующий для нее порядок, от которого она не может ни на шаг отклониться.
И он всегда знал, что ему хочет сказать ревизор сейчас и что он сам будет отвечать ревизору. Ревизор скажет, что сестры и санитарки — такие-то, такие-то, такие-то — нарабатывают свыше полутора ставок, даже до двух и даже больше. А свыше полутора надо специальное разрешение — от райздрава или еще выше — на совместительство. А такие разрешения на совместительство просят и дают разве только для больших специалистов, но уж никак не для санитарок. А он скажет ревизорше, что если бы здесь, в роддоме, сейчас лежала бы ее дочь и ей, ревизорше, пришлось бы самой решать, то что бы она выбрала из двух: стала бы платить санитаркам и сестрам за сверхурочные дежурства или же оставила отделения без санитарок и без сестер?.. А?.. Грипп ведь! Второй месяц грипп. Вот так вот… Ему ведь каждое утро приходится приглашать акушерок и санитарок, закончивших полную суточную смену, и упрашивать их выйти на дежурство снова через двенадцать часов, потому что и так персонала не хватает, а тут еще и грипп. А у них мужья, дети, обеды, стирки. Или женихи, билеты в театр и вечерний институт. Или просто неохота, потому что нет желания и разрешенные полторы ставки уже давно переработаны, а что сверх полутора, то ведь это, может, и не сразу заплатят.
