Ей уже было известно, что Тед Уэсли ждет назначения на пост генерального прокурора страны. А как он зыркал на Эмили, когда та спрашивала его дозволения обратиться к судье Стивенсу и ходатайствовать об освобождении Грега Олдрича под залог!
«Хорошо бы теперь встретиться с Грегом, — вздохнула про себя Белл. — Но он, наверное, и слышать о нас не захочет, хотя мы в конце концов сказали правду. Может, послать ему письмо с извинениями? Или красивую открыточку с надписью, к примеру: "Думаю о Вас"?»
Прокурор Уэсли между тем ответил:
— Мы согласны на освобождение под залог. Но, Ричард, пусть даже Джимми и врал о предлоге, из-за которого он оказался в квартире Олдрича, это вовсе не значит, что Олдрич не подстрекал его к убийству Натали Райнс.
«Он что, смеется?» — пронеслось в голове у Белл. Она ясно видела, что замечание прокурора вызвало приступ безудержного гнева у адвоката, все лицо которого побагровело.
Но Мур нашел что возразить:
— Очень сомневаюсь, что здравомыслящий человек поверит, будто Джимми Истон в три часа дня доставил на квартиру Олдрича торшер, а через час вернулся за авансом, причитающимся ему за убийство.
— И пусть! — вспылил Уэсли. — Не забывайте, что Грег Олдрич до свидетельства Истона являлся единственным подозреваемым по этому делу, и я готов биться об заклад, что он до сих пор таковым и остается, и по праву!
«Он ни за что не признается в ошибке», — подумала Белл, глядя на прокурора.
Эмили встала. «Какая она изящная! — восхитилась Белл. — И красный пиджак так идет к ее темным волосам. Под пиджаком водолазка — интересно, большой ли шрам после операции на сердце?»
Тут Эмили как раз обратилась к ней и к Сэлу:
— Понимаю, сколько мужества вам потребовалось для признания. И очень рада за вас. — Затем она посмотрела на Ричарда Мура. — Уверена, что судья Стивенс сейчас на месте. Мы можем, не откладывая, отправиться к нему в кабинет и обо всем договориться. Я заранее позвоню в тюрьму и попрошу привезти мистера Олдрича, тогда мы сможем предъявить ему официальное заключение о выпуске под залог.
Для прокурора, впрочем, Эмили выбрала совершенно иной тон:
— Вы уже в курсе, что я беру отгул на два дня. Я рассчитываю провести их у себя дома, поэтому в случае необходимости звоните. И на сотовый можете звонить в любое время.
Белл заметила, что прокурор притворился, будто вовсе не слышал этих слов.
«Надо же! — изумилась она. — Вот с кем я бы точно не сработалась!»
В пол-одиннадцатого утра судья Стивене освободил Грега Олдрича под залог, и через сорок пять минут, обрадовав по телефону Элис и Кейти, бывший заключенный уже пил кофе с Ричардом Муром в закусочной неподалеку от здания суда.
— Сколько я там провел, Ричард? Часов девяносто? Выходные совсем не помню, но эти девяносто часов были самыми долгими в моей жизни...
— Догадываюсь... Но больше ты туда не попадешь, Грег, можешь на это рассчитывать.
— Могу ли? — утомленно произнес Грег. — Вот в чем вся проблема. Теперь я снова главный подозреваемый в убийстве Натали. И для полиции я навсегда останусь неблагонадежной личностью. И почему бы кому-то другому не выдумать про меня очередную нелепость? Я ведь до сих пор не восстановил полностью те два часа, которые бегал в день убийства Натали. У меня нет ни единого свидетеля, кто видел меня в парке. Вдруг какой-нибудь сосед из Нью-Джерси заявит во всеуслышание, что заприметил меня в то утро в Клостере у дома Натали или мою машину на подъездной аллее? Тогда что? Новый процесс?
Ричард встревоженно посмотрел на клиента.
— Грег, ты имеешь в виду, что твое пребывание в Нью-Джерси в тот день возможно?
— Нет, совсем не это! Речь о том, что я совершенно не защищен от ударов. Мне надо было лучше смотреть по сторонам в то утро, но меня так беспокоило состояние Натали, что я не замечал ничего и никого вокруг.
— Грег, не терзайся понапрасну страхами, что откуда ни возьмись явится свидетель, который якобы застал тебя в тот день у дома Натали...
Мур чувствовал, что его слова неубедительны даже для него самого. «Хоть и маловероятно, но все же возможно», — подумал он.
— Ричард, выслушай меня! Со свидетельской трибуны я сообщил, что заглянул в окно дома Натали на Кейп-Коде и понял, как сильно она чем-то расстроена. Она сидела на диване, сжавшись в комок. Пока я ехал домой, я с ума сходил от беспокойства, хотя уже тогда был близок к мысли, что надо ее отпустить. Мне надоели наши драмы. Тогда, по пути в Нью-Йорк, мне вдруг вспомнилось, сколько радости приносила Кэтлин, и я осознал, что мне очень не хватает именно таких отношений...
