Возьми меня с собой - страница 3

– Врач. – Анна, улыбаясь, обняла ее за плечи и подтолкнула вперед. – Вместо Светки взяли. Той месяц до декрета остался.

– Врач, – задумчиво повторила «монахиня», продолжая неторопливо разглядывать девушку, – что ж, хорошо. Светлане-то тяжело, будет теперь кому ей помочь. Это хорошо. – Голос у нее был ровным и монотонным, как нельзя более соответствующим внешности, и говорила она со странной интонацией, по нескольку раз повторяя слова, точно гипнотизируя.

Анна чиркнула зажигалкой и закурила, отворачиваясь от ветра. «Монашка» выкинула окурок с балкона и протиснулась между ней и Лерой.

– Курите, девочки, не буду вам мешать.

– Да брось, Наташка. – Анна пожала плечами, с наслаждением делая глубокие затяжки, что выдавало в ней заядлую курильщицу, с трудом дожидающуюся очередной сигареты. – Постой с нами. Ты не мешаешь.

– Пойду, – возразила Наташка, – дел полно. Я еще не переоделась даже.

И она бесшумно скрылась за дверью.

– Какая странная, – тихо сказала Лера. – Похожа на монахиню, правда?

– Правда, – захохотала Анна, – она у нас и есть Наташка-монашка.

– Кем она работает?

– Она? Старшая медсестра. Между прочим, отличная сестра, таких поискать. Она тебе не понравилась?

– Ну почему сразу не понравилась? – смутилась Лера.

Она никак не могла привыкнуть к манере Анны говорить все в лоб. Однако в глубине души чувствовала, что та права – Наталья действительно вызвала у нее неприязнь.

– Я просто так спросила, из интереса, – объяснила она.

– Да брось, – спокойно проговорила Анна, – она всем поначалу не нравится. Думают, что она того. – Анна повертела пальцем у виска. – А потом привыкают. Она добрая, славная, работу любит фанатично. В больнице сто лет, днюет и ночует здесь. Семьи-то у нее нет.

– Почему?

– Черт ее разберет! – Анна жадно докурила сигарету и тут же полезла за новой. – А ты что ж? – спохватилась она, глядя на Леру, и протянула пачку. – Угощайся.

Та взяла сигарету и нехотя зажгла. Она относилась к этому равнодушно, курила так, за компанию.

– Что-то ты кислая, – изрекла Анна, наблюдая за ее вялыми движениями. – Такая куколка, а глаза того и гляди потекут. С чего бы это?

– Глупости, – обиделась Лера. – Вовсе я не кислая и реветь не собираюсь.

– Ну ладно, ладно, – примирительно произнесла Анна. – Не лезь в бутылку. Просто мне показалось, что ты чем-то расстроена. Извини, если ошиблась.

– Не ошиблась, – тихо проговорила Лера. – Дочку я в садике оставила. В первый раз.

– Сколько дочке?

– Пять, скоро шесть.

– У! – присвистнула Анна. – Здоровая, в школу уже пора. Чего волноваться, не малышка же?

– Для меня малышка. – Лера опустила голову.

Никому она не рассказывала о своей жизни и о том, что случилось с ней за последние полгода, ни одной живой душе, кроме заведующей детсадом, Веры Васильевны. И не собиралась рассказывать – до этого момента. Но сейчас Лера вдруг почувствовала, что не может больше молчать, копить в себе боль и обиду, гнев и отчаяние.

– Для меня малышка, – повторила она и сломала недокуренную сигарету. – Я из-за нее не работала все эти годы. Семимесячная она у меня родилась, болела долго.

…Машка родилась, когда Лера оканчивала последний курс мединститута. Девушку забрали в роддом прямо с экзамена, когда до срока, поставленного врачами, оставалось ровно два месяца.

Дочку Лера увидела лишь через три недели – все это время та лежала в кювете для недоношенных, и прогнозы были самые неблагоприятные. Чудом выжившего ребенка выписали наконец домой, и начался настоящий ад: аллергия шла за диспепсией, а за ними – бесконечные простуды.

Уколы, таблетки, ночные вызовы «Скорой», больницы, где приходилось спать буквально на полу и мыть палаты, чтобы разрешили остаться с дочкой. За несколько месяцев Лера из очаровательной, розовой пампушечки превратилась в сухой, бесцветный скелет. Врачи, глядя на нее, разводили руками: мол, чего вы хотите, у ребенка глубокая недоношенность плюс стафилококк.

Госэкзамены молодая мама кое-как ухитрилась сдать, а о работе пришлось забыть. Машка занимала всю жизнь без остатка. Кормления, укрепляющие ванны, массаж, прогулки по три часа в любую погоду – все это выполнялось неукоснительно и методично, строго по рекомендациям врачей, и не было в мире такой силы, которая заставила бы Леру отступиться, хотя бы на малую толику нарушить режим, пропустить какую-нибудь процедуру.