В палате слабо светил ночничок. Скворцов дремал, натянув на голову одеяло. Посреди комнаты на стуле сидела Машка. Одна косичка опущена на грудь, другая перекинута через плечо на спину, подбородок гордо и даже высокомерно поднят, а руки манерно скрещены на животе.
Напротив нее на кровати сидел Шаповалов и старательно водил карандашом по блокнотному листку.
– Маша! – выдохнула Лера. – Ты здесь!
– Я только на чуть-чуть. – Девочка виновато хлопнула глазами. – Дядя Андрей сейчас меня дорисует, и я уйду, ладно?
Андрей прервал свое занятие и вопросительно взглянул на Леру.
– Да ты… – грозным шепотом начала Лера. – Как ты могла? Где я тебе велела быть? Почему ты ушла без спросу? Мы чуть с ума не сошли, все палаты проверили! Ну ты и получишь!
Машка скуксилась, нос наморщился, губы скривились.
– Не ругайте вы ее так, – попросил Андрей. – Она недавно пришла. Вышла в коридор и перепутала двери, вот и попала сюда.
– Немедленно идем спать, – приказала Лера дочке. – Как не стыдно! Тут больные, а ты им не даешь отдыхать.
– Да я уже наотдыхался за целый день. – Андрей усмехнулся и протянул девочке листок. – На. Почти готово. Нравится?
– Ага! – воодушевленно произнесла Машка, разглядывая портрет. – А можно я маме секрет скажу?
– Нельзя, – поспешно откликнулся Шаповалов. – Мы же договорились.
– Ну пожалуйста! Ей будет приятно.
– Какой еще секрет? – недоуменно спросила Лера.
– Маша, – строго предупредил Андрей, – не смей!
– Скажу! – Машка хитро прищурилась, вытащила из-за спины косичку и, теребя ее, торжествующе проговорила: – Мам, он и твой портрет нарисовал. Даже лучше, чем мой. Пусть покажет.
– Вот и имей после этого дело с девчонками. – Андрей шутливо нахмурился, однако Лера заметила, что он немного смущен, хоть и пытается это скрыть.
– Можно посмотреть? – попросила она.
– Пожалуйста. – Шаповалов пожал плечами, с делано-равнодушным видом достал из тумбочки другой листок и подал его Лере.
Так вот, оказывается, что он все это время черкал в своем блокноте во время ее обходов. Лера придирчиво разглядывала женское лицо, изображенное на листе.
Она. И в то же время не она. Похожа, это факт, но все же что-то не так – есть различие, и принципиальное.
Нет, все-таки это она, но будто бы на десять лет моложе. Совсем юная, такая, какой она была еще до встречи с Ильей и рождения Машки: с сияющими, широко распахнутыми глазами, гордо поднятой головой, свободно развевающимися волосами. Одним словом, очень красивая. Даже слишком!
Андрей выжидающе смотрел, какое впечатление производит его работа.
– Это хобби? – спросила Лера.
– Нет, профессия.
– Вы художник? – удивилась она.
– А что, не похож?
– Нет, почему же… – Лера пожала плечами.
– Ну и как?
– Хорошо. – Она опустила руку с листком. – Но есть одно «но».
– Какое еще «но»? – Андрей недоверчиво прищурился.
– Художник должен рисовать правдиво, а вы покривили душой.
– В чем это вы увидели неправду? – обиделся он.
– Да во всем. – Лера улыбнулась. – Я совсем не такая, какой вы меня изобразили. Мне до этой девушки далеко. И потом, она намного моложе своего прообраза.
– Ничего подобного! – самоуверенно возразил Шаповалов.
– Да!
– Нет!
– Точно-точно!
– Да вы… вы в зеркало на себя поглядите, Валерия Павловна! – неожиданно выпалил Андрей.
Лера, машинально повинуясь его словам, обернулась и глянула в висящее в углу над раковиной зеркало.
Мамочка! На кого она похожа! Глаза блестят, аккуратное, волосок к волоску каре растрепалось, так что волосы падают на лоб и щеки. Да еще и свекольный румянец во все лицо!
Это был ее бич еще со школьной скамьи: стоило хотя бы чуть-чуть разволноваться или смутиться, она вспыхивала, как маков цвет, до самых корней волос. Как только Лера не боролась с этой дурацкой особенностью своей кожи моментально, точно барометр, реагировать на любое возбуждение: умывалась ледяной водой, старалась держать эмоции под контролем, даже пила какие-то специальные капли, прописанные врачом. Но все было напрасно: предательские сосуды делали свое дело. В классе Леру шутливо поддразнивали, называя «красный свет».
Она быстро провела ладонями по волосам, стараясь пригладить прическу. Андрей сидел на кровати, скрестив руки на груди и глядя на нее одновременно насмешливо и восхищенно, и молчал.
