Она рассказала мне, кто был ее первой детско-юношеской любовью. Ее одноклассник Вовка Соколов. Мне он не особо нравился, но Алька всегда поступала, как сама считала правильным.
Когда Альке было тринадцать, наша семья испытала первый удар. В автокатастрофе погибли наши родители. Они ехали из Подмосковья, где гостили у родственников, и поздно возвращались домой, чтобы успеть до полуночи. На встречную полосу выскочила фура, и папина «Лада» превратилась в лепешку.
Не знаю, как мы пережили эту потерю. Только вместе, я и Алька, друг с другом. А еще с Мишей Коротаевым — другом нашей семьи. Сколько себя помню, он всегда был рядом. Единственный сын лучшего папиного друга, он мгновенно стал и моим лучшим другом. Он старше меня на пять лет, и когда был младше, вел себя очень зазнайски и самоуверенно, распустив павлиний хвост, хорохорился. Но потом поутих немного, стал сдержаннее, рассудительнее. Мы могли говорить с ним часами на любые темы. И это без малейшего намека на любовь. Я совершенно не в его вкусе. Миша-то у нас красавец мужчина, а я так — серая мышка.
После гибели родителей я поменяла работу и устроилась работать в банк. Благо еще год назад окончила финансово-экономический институт. Мы не шиковали с Алькой, но и не бедствовали. Да еще Миша приезжал и помогал нам. Алька хитро подмигивала мне, лукаво улыбалась и убегала в свою комнату под каким-нибудь предлогом, «оставляя нас наедине». А я ее за это ругала. Ну, не может у нас с Мишей быть ничего, кроме дружбы! Он — друг. Не больше, но и не меньше.
Как Алька повзрослела и вымахала до настоящей красотки, я даже не заметила. Она всегда оставалась для меня моей маленькой младшей сестренкой. Но однажды я словно взглянула на нее со стороны, совершенно другими глазами и увидела, что маленькая девочка превратилась в очаровательную, просто восхитительно прекрасную девушку, молодую женщину. Высокая, стройненькая, с роскошными рыжими волосами, с кристально-чистыми голубыми глазами, очаровательными щечками с чудесными ямочками и улыбкой кинозвезды. Фотомодель, не иначе.
Но я гордилась ею не поэтому, а потому, что она умудрилась закончить школу с тремя четверками среди пятерок в аттестате и поступить на психфак МГУ.
Мне казалось, что счастливее нас никого не может быть.
Как же я заблуждалась!
Беда подкралась незаметно. У беды было имя. Владимир Михайлович Тарасов. Крупный предприниматель, успешный бизнесмен, завидный холостяк. Он был мне не интересен, я ничего не знала о нем, а впервые увидела только после того, как случилась беда.
Альке было восемнадцать. Она собиралась к подруге на вечеринку. Не знаю, что там была за вечеринка. Алька толком не объясняла, натягивая свое самое лучшее платье. Сердце у меня болезненно сжималось и нестерпимо болело. Даже тогда, когда она крутилась передо мной на пороге, целовала в щеку и просила не беспокоиться. Я закрывала за ней дверь, а руки тряслись. И я не знала, почему.
Она обещала быть не позже часа ночи. Но ее не было и после двух. Не зная, что делать, вся на нервах, бегая по квартире в полной растерянности и ужасе оттого, что ее телефон не отвечает, я звонила Мише. Он призывал меня успокоиться, взять себя в руки и ждать. Молодежь сейчас такая — у них совершенно отсутствует понятие времени. Я кричала на него, но он все равно уговаривал меня не беспокоиться.
И в четвертом часу утра, когда я уже вырвала на себе почти все волосы и выпила всю валерианку, имевшуюся в доме, пришла Алька. Заплаканная, со спутанными волосами, дрожащая крупной дрожью, в порванном платье и с царапинами на ногах и руках.
Мое сердце остановилось. Я бросилась к ней. Как раз вовремя, потому что она, рыдая, тут же упала мне на грудь. Слезы душили ее, рыдания захлебывались в соленых каплях. Я прижимала ее к себе и укачивала, как ребенка.
— Надя-я… — прорыдала она — Надька-а…
— Родная моя, солнышко мое, — шептала я — Что случилось?
— Наденька, что же теперь делать?.. Что же мне делать?! Он меня… он меня… — она не договорила, но я все прекрасно поняла. И слезы хлынули из моих глаз. Я сильнее прижала ее к себе.
