Марвин Крокет — наказание, к которому она приговорена.
Раздался телефонный звонок. Она нажала кнопку внутреннего.
— Ваш муж на проводе, — сказала Линда.
— Спасибо, Линда. Соедини. — И, не отключая Линду, она сказала: — Привет, Грант.
— Я тебе все утро названиваю. — Это означало, что о визите ее к врачу он напрочь забыл. — Слушай. Мне уже сейчас ясно, что это снятие показаний в Эверетте займет больше времени, чем я предполагал. Свидетель врет как сивый мерин и натащил гору вещдоков. Я не смогу вернуться к тому времени, когда надо будет забрать Молли. Придется это сделать тебе.
Дана почувствовала, как пол уплывает из-под ног.
— Нет, Грант. Я же говорила тебе — сегодня у меня презентация.
— А может, Марии или матери позвонишь?
— Не могу. Когда ты сказал, что хочешь сам забрать Молли, Марию я отменила, а у мамы сегодня бридж.
— Не знаю даже, что сказать, детка.
— Я тоже не знаю, что сказать. Ты же согласился это сделать. Мы обговорили это неделю назад! — Все было обсуждено и согласовано.
— А заменить тебя на презентации никто не может?
Она подавила в себе гнев.
— Этой презентацией занималась я, Грант. Я работала как проклятая, готовя ее. И сейчас Крокет ждет, чтобы я довершила начатое. Почему ты не можешь быстренько закруглить свое снятие показаний и перенести продолжение на другой день?
Ее слова, казалось, ошеломили его.
— Но это совершенно исключено, Дана! Ведь это дело Нельсона, защитник — жуткий мерзавец, и я не хочу, чтобы он считал, будто делает мне одолжение. А потом, о каком другом дне может идти речь! Это последние, экспертные, снятия показаний перед разбирательством в суде. Мне необходимо закончить все сегодня же!
— Черт возьми, Грант, ты не мог предупредить меня заранее?
— Не кидайся на меня, Дана, здесь и без тебя есть кому этим заняться. Ну что за важность это ваше рабочее заседание! Перенеси его — и дело с концом.
— В нем участвуют тридцать шесть человек, и Крокет пригласил на него потенциального клиента. Я не могу явиться к нему в кабинет и заводить речь о переносе. Он и без того на меня всех собак вешает, и ты прекрасно это знаешь!
— Послушай, Дана. Тут я тебе ничем помочь не могу. Ты большая девочка. Либо научись как-то ладить с Крокетом, либо уж не жалуйся.
— А как тебе, если я вообще уволюсь, Грант? — Это была ее козырная карта. Без ее заработка, который был больше, чем зарабатывал он, ему пришлось бы отказаться от аренды БМВ и от дома на Мэдисон-сквер.
— У меня перерыв кончается. Поступай как знаешь.
И телефон разъединился.
Она стояла под козырьком входной двери, держа в зубах почту, а на колене — пакет с продуктами; пакет готов был упасть, в то время как другой пакет с вещами из химчистки оттягивал пальцы. Свободной рукой она продолжала обшаривать дно портфеля, роясь среди авторучек и скрепок в поисках ключей. Вода сочилась с желобков рифленого покрытия над боковым входом, капая ей на плечо. Молли стояла рядом и плакала. После детского сада Грант обещал девочке мороженое, в котором Дана отказала ей до ужина. Ногой Дана затыкала собачий лаз, удерживая Макса, их восьмидесятифунтового золотистого ретривера. Внутри в кухне разрывался телефон.
Найдя ключи, она выбрала нужный и повернула дверную ручку. Молли толкнула дверь. «Осторожно, Молли!» — сквозь стиснутые, так как в них была почта, зубы пробормотала Дана. Поздно. Макс просунул нос в щель и, широко распахнув дверь, выпрыгнул, сбив с ног Молли. Балансировавший на колене пакет с продуктами грохнулся наземь. Картонка с яйцами ударилась о крыльцо, и два красных яблока через порог покатились в кухню. Дана вошла, выплюнула на стол почту и, обойдя картонку с яйцами, отпихнула коленом Макса, чтобы кинуть в дверь столовой вещи из химчистки.
— Отстань, Макс.
Вернувшись на крыльцо, она подняла Молли, втащила ее в дом и усадила на стол в кухне. По щекам ребенка струились слезы, на коленке ниже подола синего платьица виднелась ссадина. На заднем плане Макс лизал яичный желток с такой жадностью, словно не ел неделю. Раздался звонок сотового Даны — это Грант звонил со своего сотового. Она ответила, одновременно продолжая утешать Молли.
