— Что случилось?
Он откашлялся и, помедлив немного, заговорил, словно обращаясь к камину:
— Мы изложили наши претензии, как и было условлено, представили свидетелей, те выступили один за другим; все шло без сучка без задоринки. — Речь его была нечеткой, как бы смазанной, но слова он находил без труда. — Прекрасно все шло. С их стороны почти никаких возражений не было. А когда они возражали, то делали это робко и неуверенно. Я думал, что они вот-вот признают свое поражение и пойдут с нами на мировую, мы получим искомые сто пятьдесят миллионов, и все будет кончено. — Подняв стакан, он налил себе еще.
— Ты не считаешь, что выпил уже достаточно?
— О нет! — Он засмеялся, но невесело, с горечью. — Это я только начал!
Дана поплотнее закуталась в накидку. Мускулы ног у нее подрагивали, и она не могла унять эту дрожь.
— Так что же случилось?
— После перерыва судья отпустил присяжных и объявил, что продолжим мы утром. Судя по тому, как это было сказано, я решил, что продолжение ожидается недолгое. — Он опять засмеялся и поднял глаза к висевшей над каминной полкой картине, изображавшей вздыбившихся, косящих испуганным глазом коней — то, что их так напугало, на самой картине отсутствовало, художник предоставил это воображению зрителей. — Помню, что я поглядел на Билла Нельсона и улыбнулся ему. Вечером за ужином мы только гадали, хочет ли судья в своей речи посоветовать уладить дело полюбовно или же предполагает защиту, но короткую. Мы уже считали денежки. — Он поперхнулся и, прочистив горло еще одним глотком, опять наполнил стакан.
— А наутро их защита выступила с ходатайством о вынесении немедленного решения. Я с трудом сдерживал улыбку, хотя и отдавал должное их смелости. И тут судья вдруг скажи… Он так сказал: «Я ждал этого». «Я ждал этого!»
Не обращая внимания на Дану, Грант уставился в камин.
— Такая смелость с их стороны была обусловлена одним — они оспорили все наши доводы, утверждая, что контракт юридически не правомерен, так как не учитывает окончания срока партнерства и, следовательно, компания Нельсона не имела оснований возбуждать дело и на что-то претендовать. — Он встал, споткнулся, но, устояв на ногах, поднял вверх палец, как поняла она, изображавший адвоката противоположной стороны. — «И более того, ваша честь, любая дальнейшая попытка претензий со стороны истца будет отклонена и пресечена как не учитывающая окончания срока партнерства». — Он повернулся и, взглянув наконец на нее, поднял стакан, как бы шутливо провозглашая тост. — Иными словами, твой благоверный потратил кучу времени, возбуждая юридически неправомочное дело от юридически несостоятельного лица. Но они выжидали. Все выяснилось еще за неделю до начала процесса, но им надо было опозорить меня перед клиентом, перед моим начальством, судьей, присяжными и перед самим Всевышним! — Последнее он выкрикнул, как баптистский проповедник, вещающий перед своей паствой на утренней службе; и тут же он разразился странным сдавленным смехом, перешедшим в рыдания.
Дана сидела, сцепив руки на коленях. Ей было жаль мужа, но при всем старании она не могла подавить в себе чувство удовлетворения, хотя и не могла не винить себя за это постыдное чувство. Она не желала испытывать удовольствие оттого, что Грант проиграл. Она знала, что ему больно, что, несмотря на теперешние их отношения, их связывают десять лет совместной жизни, их связывает и всегда будет связывать ребенок. И ведь когда-то она любила этого человека.
— Но разве это нельзя исправить? Нельзя переписать формулировки первоначальных претензий? Сослаться на то, что дело было начато еще до окончания срока партнерства?
Он засмеялся, переломившись в талии, словно в шуточном поклоне.
— О, в этом-то самая прелесть и заключается. Эта сволочь судья с огромным удовольствием отрезал мне все пути в своем вердикте. Он особо подчеркнул, что упущенное можно бы было исправить более тщательной и скрупулезной проработкой дела. Более усердным юристом. «Однако отсутствие усердия еще не повод ходатайствовать о переписывании прошения и новом рассмотрении», — сказал Грант, видимо, передразнивая голосом судью.
