29 марта в передовице "Странная болезнь" "Руль" писала:
"Инцидент с болезнью Ленина все более и более осложняется и прежде всего, благодаря самим большевикам, которые как будто нарочно стремятся возбудить всеобщее недоверие. На днях берлинская советская миссия разъяснила, что поездка проф. Клемперера никакого отношения не имеет к состоянию здоровья Ленина, которое значительно улучшилось. В тот же день г. Раковский заявил, что Ленин страдает переутомлением, требующим двухмесячного отдыха, которого, однако, Ленин не хочет себе позволить. Проф. Клемперер должен-де убедить Ленина согласиться на отдых. Сегодня же оказывается, что авторитета одного Клемперера оказалось недостаточно. Пришлось выписать еще одного профессора из Стокгольма [- Нюнстреда].
Далее еще оказывается, что вопрос идет не только об отдыхе. Ленин не только не согласен отдыхать, он стремится к активной работе. В последней своей речи он неожиданно заявил, что сам поедет в Геную […]. Насколько это заявление было сделано серьезно, можно судить по тому, что в адресованной швейцарскому правительству просьбе о пропуске советской делегации через Швейцарию имя Ленина красовалось в списке делегатов на первом месте. Фактически же Ленин не только не едет, но, как выражаются советские источники, об этом и речи быть не может. […] Если к этому прибавить, что […] поставлен на очередь вопрос об освобождении Ленина от тягот власти, что декреты все чаще подписываются Цюрупой с титулом Ленина — председатель Совнаркома, — то совершенно ясно станет, что состояние Ленина вызывает в Москве серьезное политическое осложнение.
Чем болен Ленин — это усердно и настойчиво скрывается. Но возможно, что болезнь и выражается в таких странных и неопределенных формах, что ей трудно дать определенное, понятное непосвященным название. Факт тот, что Ленин как бы взят под опеку. Под предлогом, что ему необходимо отдохнуть, Ленину предлагают отойти от дел, он же, напротив (может быть, в этом болезнь его и проявляется), рвется к непосредственному участию в управлении и хочет овладеть вновь рулем советского корабля, выпавшим из его рук.
Если это так, то понятно, почему болезнь окружена такой таинственностью и почему она вызывает столько противоречивых известий. Если между Лениным и Совнаркомом происходит борьба, если фактически он взят под опеку, то каждый информатор окрашивает свои сообщения в тот или другой цвет, в зависимости от того, как он сам относится к этой борьбе, на чью сторону он становится. Информация уже не ставит себе целью осведомить об истинном положении, а содействовать при помощи информации тому исходу, какой данному лицу представляется наиболее желательным. Болезнь Ленина пришлась больше чем не кстати. Поэтому официальные учреждения, заботящиеся прежде всего о нерушимости Генуэзской конференции, уверяют, что Ленин вполне здоров. Лица, кои интересуются устранением Ленина, высказывают надежду, что Ленин подчинится медицинскому диагнозу и уйдет на покой. И чем больше версий и противоречий, тем яснее, что инцидент болезни грозит превратиться в катастрофу".
В том же номере печатаются отрывки из письма частного лица из Петербурга, опубликованные в газете "Morning Post": "Влияние Ленина с каждым днем падает и число его сторонников уменьшается постепенно, параллельно с прогрессирующим упадком страны".
30 марта газета публикует телеграмму из Ревеля от 28 марта "У Ленина прогрессивный паралич": "По сообщениям из советского источника призванные к Ленину врачи установили прогрессивный паралич".
4 мая в передовице "Ширма" "Руль" пишет:
,Вся эта история с болезнью Ленина вызывает вполне понятное недоумение. Советские газеты "опровергают" вообще всякие "слухи" о болезни Ленина, и только он сам неожиданно проговорился об этом. Когда проф. Клемперер отправился в Москву, нас уверяли, что они едут для генерального медицинского освидетельствования советских чиновников, рвущихся за границу для поправки здоровья. Но когда проф. Клемперер вернулся, он сообщил, что ездил именно к Ленину. […]
Да и вообще, почему вся эта история окружена такой непостижимой таинственностью. Почему с такой тщательностью стараются представить дело так, что ничего особенного не случилось, что все остается по-прежнему, а Ленин сам неожиданно заявляет, что он уже несколько месяцев не у дел? […] По всем данным Ленин остается просто ширмой, его именем большевики продолжают действовать, хоть фактически он всякой власти лишен. Высокое его выступление подтверждает, что он в "оппозиции", но эта оппозиция никакого практического значения не имеет. Недавно он проявил себя выговором по адресу Радека и Ко, посланных для объединения пролетарского фронта. Советская печать ни одним словом не обмолвилась по этому выступлению, они его просто игнорируют, как нечто, не то незаслуживающее внимания, не то, как весьма неудобное, но что из пиетета и во избежание обострений приходится молча терпеть.
